Ольга Андреева-Карлайл - Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации [litres]

За спиной у взрослых мы спорили, правда ли, что Клара натуральная блондинка или она осветлила волосы. Андрей, которому всегда было нужно знать правду, утверждал, что такие сияющие волосы, конечно же, обесцвечены. Услышав это, Поль вспыхнул. Это неправда, его мама настоящая блондинка! Обидчивость Поля показалась нам глупой – кому интересно, осветлила она волосы или нет? Главное – что она блистательно красива! Поль объяснил, что его мама не настоящая итальянка – она из Триеста и по происхождению австрийка, что объясняет светлый цвет ее волос.

До войны наша семья с Кларой была едва знакома. Она была протеже семьи Модильяни [26] Знаменитый художник Амедео Модильяни также происходит из этой семьи. , влиятельного итальянского клана социалистов, с которым бабушка была знакома еще до революции 1917 года. Из разговоров взрослых я поняла, что Клара была замужем за итальянским анархистом Веньеро Спинелли [27] Веньеро Спинелли (1909–1969) – итальянский оппозиционер и антифашист. В 1929 году был приговорен к 10 годам тюрьмы, в 1932-м сбежал и укрылся во Франции. В 1940 году сражался в рядах французской армии и после перемирия уехал в США. ( Примеч. фр. ред .) . Веньеро часто приходил к нам в гости в Плесси, но без Клары. Я помню, что это был очень обаятельный молодой черноглазый бородач, он любил раскачивать детей и подбрасывать их высоко в воздух. На звучном французском с сильным итальянским акцентом он говорил об Испанской республике, речи его были поэтичны. В Испании он сражался в рядах анархистов. Однажды, когда я пыталась расспросить Клару о “ее муже Веньеро”, бабушка отозвала меня в сторонку. Как это бестактно! Бедняжка Клара разошлась с Веньеро. Они никогда и не были официально женаты – будучи анархистом, Веньеро не признавал законный брак. И вот теперь он ее бросил, оставив одну с Полем, она в отчаянии. Потому-то бабушка и делила квартиру с ней и Полем, когда началась “Странная война”.

Затем бабушка объяснила мне: если в такой маленькой деревне, как Сен-Дени, станет известно, что Клара не замужем, это может шокировать общественность. Поэтому, если меня кто-то спросит, кто муж Клары, то я должна отвечать, что мадам Риттони давно в разводе, и ничего больше не объяснять. То же самое бабушка сказала Андрею, но мы, договорившись без слов, решили никогда не поднимать эту тему.

Правительство Франции в смятении бежало в Бордо. Париж объявили открытым городом [28], и немцы взяли его 14 июня. Так Гитлер исполнил свое давнее желание – солнечным июньским утром он въехал в Город Света [29] Город Света ( фр. la Ville Lumière ) – одно из образных названий Парижа. , отныне ставший его собственностью. В Сен-Дени, однако, было безмятежно. Белые домики по-прежнему сверкали на солнце, а океан был все таким же синим. Я помню жару и пикники на Диком берегу. В то время Чернушкам было гораздо легче отвлечься, если мы уходили из деревни. Казалось, что огромный пустой пляж всем своим видом говорил: что бы ни происходило в остальном мире, это просто дурной сон.

Единственным, что заставило нас поверить в реальность этой войны, были беженцы, прибывшие в Сен-Дени на двух автобусах поздним утром. Один за другим они нерешительно выходили из автобусов на засыпанную гравием площадь, на яркий солнечный свет. Это были шесть или семь семей из Эльзаса: бабушки с дедушками, родители, много маленьких детей. Темноволосые, в тяжелой зимней одежде, они выглядели очень усталыми. Учитель месье Гийонне пригласил их в пустовавшую школу, в которой с мая не было занятий. Там беженцев накормили наспех собранным обедом.

После обеда мэр Сен-Дени созвал срочное заседание деревенского совета. Было решено распределить беженцев в те дома, которые обычно сдавали отдыхающим. Через несколько дней в Сен-Дени все забыли, что эльзасцы были беженцами – в их глазах больше не было ни усталости, ни страха, и они походили на обычных курортников, которые каждое утро ходят в булочную за свежим хлебом, а после обеда ведут детей на пляж.

Еще одним важным для Олерона событием в те дни стала речь генерала де Голля, которую он произнес 18 июня в Лондоне. Мадемуазель Шарль узнала, что этот безвестный генерал, совсем недавно получивший это звание, добрался до Лондона и собирается обратиться к французскому народу. Может быть, он скажет что-то, что поможет нам заглянуть в будущее? Мадемуазель Шарль позвала Чернушек послушать его по радио, и бабушка взяла меня с собой.

Гостиную нашей хозяйки с тяжелыми шторами из жатого сатина и темный коридор, который вел в нее, я помню гораздо лучше, чем слова человека, который в 1940 году в порыве вдохновения стал живым воплощением французского патриотизма.

На протяжении последующих лет, когда будет казаться, что еще немного, и немцы завоюют весь мир, эти слова превратятся в настоящий манифест. Текст этот будут тайно передавать из рук в руки, а я выучу его наизусть:

<���…>

Но разве последнее слово уже сказано? Разве надежда должна исчезнуть? Разве это поражение окончательно? Нет!

<���…>

Эта война не ограничивается лишь несчастной территорией нашей страны. Исход этой войны не решается битвой за Францию. Это мировая война. Все ошибки, промедления, страдания не означают, что в мире нет всех необходимых средств для того, чтобы раздавить наших врагов. Пораженные сегодня механической силой, мы сможем в будущем победить при помощи превосходящей механической силы. Судьба мира зависит от этого.

Что бы ни случилось, пламя французского сопротивления не должно потухнуть и не потухнет… [30]

Накануне, 17 июня, новый глава французского правительства маршал Петен [31] Филипп Петен (1856–1951) – французский военный и государственный деятель. Во время Первой мировой войны прославился как герой битвы при Вердене, с 1918-го – маршал Франции. В период Второй мировой после поражения Франции в 1940 году получил диктаторские полномочия и до 1944-го возглавлял коллаборационистское правительство Виши. После окончания Второй мировой войны был осужден за государственную измену и военные преступления и приговорен к смертной казни, однако в силу пожилого возраста приговор заменили пожизненным заключением. , герой Вердена, объявил, что Франция проиграла войну. Пришло время заключить перемирие. В конце своей речи слегка осипшим голосом он произнес то, что многие французы втайне надеялись услышать еще в те ясные сентябрьские дни прошлого года: надо сдаться Гитлеру. Тон его речи задал настроение на годы вперед.

…Будучи уверен в том, что наша достойная восхищения армия проявила героизм, достойный ее давних военных традиций, сражаясь с противником, превосходящим ее в численности и вооружении; в том, что, оказав сопротивление, она выполнила долг перед союзниками; будучи уверен в поддержке моих старых боевых товарищей, которыми я имел честь командовать, я жертвую собой для Франции, чтобы смягчить постигшее ее несчастье. С тяжелым сердцем я говорю вам сегодня, что необходимо прекратить боевые действия.