Ольга Андреева-Карлайл - Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации [litres]

Но за столом все так же продолжало царить молчание. Явная демонстрация ее недостойного поведения имела неожиданный результат – ее не только не выгнали вон, но, наоборот, это позволило ей укрепить свои позиции в нашем доме. Бабушка всегда верила в ее благие намерения. Она мягко повторяла “да, да”, пока Клара перечисляла ей все преимущества работы добровольным посредником между оккупационными войсками и местным населением. Ее подруга жертвует собой ради нас и жителей Сен-Дени. Что же касалось моих родителей и теток, они были слишком ошеломлены, чтобы хоть что-то возразить. Теперь Клара будет общаться с немцами напрямую, а ведь ей известно об антифашистских убеждениях нашей семьи.

Клара наслаждалась приобретенной властью. Не встретив никакой реакции на свое заявление, она принялась рассказывать все в подробностях. Поскольку в трудные моменты жизни она привыкла рассчитывать только себя, то, не найдя работы на острове, она, ни с кем не посоветовавшись, попросила у полковника Шмидта пропуск в Тулузу, где ее с нетерпением ждала семья Модильяни. И в этот раз полковник принял ее лично в своем кабинете позади виллы “Адриана” и согласился подписать пропуск в Тулузу – у Клары и Поля из-за австро-итальянского происхождения были некоторые привилегии. Однако, откинувшись в кресле, полковник вдруг отложил авторучку: “Моя дорогая мадам Риттони, – торжественно произнес он. – Для вас и тут найдется дело. Почему бы вам не стать нашим переводчиком? Девушка, которая работала здесь, оказалась еврейкой. Она была хорошим работником, но теперь настало время ей уехать. Все евреи должны покинуть остров. Нам нужен человек, которому можно доверять и кого уважает местное население. С вашим блестящим образованием, знанием французского, немецкого, итальянского, не говоря уж о вашем обаянии… У вас есть все данные, чтобы занять эту хорошо оплачиваемую должность. Ваши русские друзья, несомненно, будут рады, что вы сможете остаться с ними”. Как же Клара могла отказаться? Это было бы опасно, ведь нельзя сказать немцам: “Нет”. Это наша счастливая звезда заставила полковника Шмидта сделать ей такое предложение. Теперь она может взять на себя долю расходов и помочь нам продержаться в Сен-Дени. “Я смогу добывать у немцев продукты, – сказала она. – Полковник Шмидт дал понять, что, пока я на них работаю, у меня будут кое-какие преимущества”.

Клара продолжала есть с нами, вечер за вечером используя нашу столовую в качестве сцены для своих бесконечных монологов. Но немецкие продукты на нашем столе не появились ни разу – отец с самого начала сказал ей, что немецким подаркам в доме Ардебер не место.

Единственной немецкой едой, которую мне удалось попробовать, был черный хлеб, который один полусумасшедший поляк перебрасывал через Стену размышлений. Он ухаживал за лошадьми в реквизированной конюшне за вторым садиком. Но это случилось гораздо позже. Поляк, бессвязно разговаривавший сам с собой, сошел с ума на русском фронте. Он бормотал что-то по-польски – на языке, который мы немного понимали, хотя и не полностью. Но хлеб, который он бросал через стену, говорил сам за себя как слова доброты.

Пришел день, когда эльзасских и лотарингских беженцев вывезли из Сен-Дени по приказу “сверху” – местные немецкие власти не особенно занимало их присутствие в деревне. Мы не знали, что среди этих беженцев был двенадцатилетний Андре Шварц-Барт и его семья, которых потом отправят в лагерь смерти. Андре удастся бежать и вступить в ряды Сопротивления. Позже он напишет роман “Последний из праведников” и получит за него в 1959 году Гонкуровскую премию [43].

Мы с Андреем и тетей Наташей пошли попрощаться с эльзасским мальчиком по имени Давид, школьным приятелем Андрея. Я помню длинный ряд открытых грузовиков с заведенными моторами, стоявших напротив церкви. Отъезд эльзасцев и лотарингцев напомнил их прибытие в Сен-Дени, они так же были одеты в темную зимнюю одежду, а в глазах у них были печаль и тревога. Эти люди, с прошлого лета слившиеся с обитателями Олерона, опять стали чужаками, раздавленными под гнетом проклятия, имени которому еще не было. Хотя все это происходило днем, у меня в памяти этот отъезд окрашен в цвета сумерек.

По вечерам Клара в свойственной ей театральной манере рассказывала о том, что говорят и делают немецкие офицеры. Конечно же, все они в нее влюбились. Она твердо отвергла их ухаживания, но между ними возникла романтическая дружба, проникнутая бесконечным уважением к ней офицеров. Теперь Клара могла отважно признаться в том, что критически настроена по отношению к Гитлеру. Поклонники, покоренные ее храбростью, тоже решились на откровенность, тем самым доверив ей свою жизнь. Они тоже считали, что Гитлер бывает вульгарен и впадает в крайности.

Однажды вечером Клара рассказала об одном важном разговоре с полковником Шмидтом. В тот день он попросил ее присутствовать на обычном совещании по поводу изъятия конюшен. Когда она уже уходила, он очень вежливо спросил ее: “Дорогая мадам Риттони, знакомы ли вы с мадам Виттингоф-Калита? Мы получили от нее письмо. Оказывается, у этой дамы трое детей от первого брака с прибалтийским дворянином – эти храбрые молодые люди сейчас сражаются под немецким флагом. Она и ее второй муж, белый русский эмигрант по фамилии Калита, просят разрешения жить в Сен-Дени. Очень жаль, что мы никому не можем позволить поселиться в милитаризованной зоне”. Он взял со стола бумагу, очевидно, что это было письмо мадам Калита. Вздохнув, он разорвал его пополам и бросил в корзину для бумаг.

Клара решительно подошла к столу полковника. Приосанившись, она твердым и убедительным голосом, который теперь пыталась воспроизвести перед нами, сказала: “Да, полковник Шмидт, я знаю семью Калита. Это очень достойная пара. В интересах вашей собственной страны вы не должны вести себя с такими людьми столь категорично. Почему бы вам не разрешить отважной матери троих немецких воинов поселиться на острове? Калита могут служить посредниками между французами и оккупационными войсками. Мадам Калита – женщина утонченная и светская, она может оказать благотворное влияние и помочь наладить достойное сотрудничество”.

Наклонившись, Клара достала из корзины две половинки письма мадам Калита и разложила их на столе перед полковником. Он был так тронут ее храбростью и широтой души, что тут же попросил ее сесть за печатную машинку и продиктовал письмо, адресованное герру и фрау Калита в Париж и разрешающее им поселиться в милитаризованной зоне, которая позже станет известна как Атлантический вал [44] Атлантический вал – система укреплений, построенная немцами в 1940–1944-м для защиты от вторжения союзников со стороны Атлантики. Первоначально планировалась постройка системы долговременных оборонительных сооружений длиной 5000 км от Норвегии и Дании до франко-испанской границы. К моменту высадки союзных армий было построено лишь 20 %. .