Элизабет Уэтмор - Валентайн

В трех милях от нашей гостиницы, на улице, уставленной домами из кирпича-сырца, в шлакоблочно-кирпичном здании, настолько безликом, что оно могло быть и складом нефтяного оборудования, и бухгалтерией, находилась женская клиника. Там не было окон, только дверь из толстого стекла. На парковке могла поместиться от силы дюжина машин и пикапов, а за домом, ничем не укрытый от солнца, стоял складной стол с двумя деревянными скамьями и стеклянными пепельницами, доверху полными окурков. Мы сели за стол, и я объяснила Эйми, что она подождет в приемной, пока я говорю с человеком, который будет делать нам новую мебель для передней веранды – более неинтересной темы я не могла придумать. Мне было назначено на 10.00, но мы просидели на солнце несколько лишних минут. Сомнений в том, что я затеяла, у меня не было, но не было сил оторвать себя от скамьи. Посмотри на этот пикап с петухом, нарисованным на борту, сказала я. Слышишь, где-то жарят мясо? Это что – старушка свинку прогуливает? Когда Эйми сказала, что хочет писать, мы вошли.

Это законно, повторяла я себе, уже два года как разрешено. Но с этим трудно было сжиться, когда вранья целый короб и за плечами четыреста миль и граница штата. Я подошла к окошку и заговорила как можно тише, подсовывая между тем триста долларов, которые сняла с собственного счета. Так украдкой всё, как будто покупала кокаин.

Регистраторша улыбнулась и спрятала деньги в ящичек. Она дала мне бумаги на подпись и заглянула мне за плечо – на Эйми. Кто повезет вас домой после процедуры?

Никто, сказала я. Сама поеду.

Кто-то должен отвезти вас домой. У вас есть кто-то?

Я приехала из Техаса.

А, понимаю. Она замолчала и прикусила ноготь. Вы заночуете здесь, в городе?

Мы остановились в «Холидей инн», тихо сказала я.

В новом, в центре? Она улыбнулась, тоже понизив голос, и я кивнула.

Так, хорошо, сказала она. Некоторые женщины пытаются ехать домой самостоятельно, и это может вызвать осложнения. Вам повезло, сказала она. Вас задержат часа на два.

Два часа! Я оглянулась на дочь. Она сидела с пакетом чипсов и книжкой про Нэнси Дрю. Женщина протянула руку через стойку и дотронулась до моей. Такое часто бывает. Мы за ней посмотрим.

Я стояла, моргала, стараясь сфокусировать взгляд на её руке. Лак на ногтях был цвета чайной розы, на безымянном пальце левой руки простое золотое кольцо. Спасибо, сказала я. Её зовут Эйми.

А дочери я бодро улыбнулась. Я быстренько.

Не волнуйтесь, сказала мне вслед регистраторша, когда я открыла дверь и чуть не наткнулась на другую пациентку, стоявшую прямо за ней. Мы прекрасно проведем время! Хочешь холодного «Доктора Пеппера»? спросила она мою дочь.

Да, сказала Эйми, спасибо. Мама, не скучай там с мебельщиком.

На обратном пути в «Холидей инн» мы завернули в закусочную. Эйми смотрела мультики, а меня в это время рвало в уборной, я ждала, когда отпустит спазм. Мне что-то гамбургер не подошел, сказала я, когда она постучала в дверь. Подожди пять минут.

Позже днем она плавала в бассейне и играла в пинбол, а я, сидя в шезлонге, выпила два коктейля с грейпфрутовым соком. На другой день спозаранку мы поехали в горы Сандия, подышать хвоей. Сосны, ели, можжевельник… я закрыла глаза и представила себе, что мы живем в бревенчатом домике, в лесу, населенном безвредными, незлыми животными – ты можешь там пораниться, но не потому, что кто-то хотел тебе навредить.

Каждый час мы останавливались на заправочной станции, чтобы мне сменить прокладку, и еще два раза, чтобы Эйми стошнило сладостями, которыми я обкормила её в отеле, – и приехали домой к полуночи. Дочери я сказала: никогда не попрошу тебя что-то скрывать от папы – только если очень важное, а это очень важное. Мужу я сказала: у меня молочница. Не трогай меня пока. Через три месяца я опять забеременела и на этот раз, изумляясь собственной глупости, решила рожать.

В детстве казалось, что время летит. Летом после завтрака я садилась на велосипед, три минуты прошло – и пора ужинать. Теперь смотрю на часы в кухне и удивляюсь, что еще такая рань. Десяти еще нет, а я уже три раза кормила маленького с шести, как он проснулся. Правая грудь немного болит, трогаю сосок – он твердый и горячий. Маленький завозился в колыбельке, Эйми прыгает на кровати и кричит: мне скучно. Сегодня скучно, завтра скучно!

Это третий день летних каникул.

Звонит телефон, я вздрагиваю от неожиданности, но это всего лишь секретарша Кита Тейлора. Там были сложности с матерью Глории, говорит она, но надеются, что Глория все-таки сможет дать показания. Спрашиваю, какие сложности, – она не объясняет. Спрашиваю, можно ли мне повидаться с Глорией, поговорить с ней, узнать, как у неё дела. Амелия несколько секунд молчит. А вы как, Мэри Роз?

Прекрасно, бодро отвечаю я. Обо мне не беспокойтесь.

Хочу сказать ей, что здесь, в городе, в этом доме дети в безопасности. Мужчины звонят мне в любой час дня и ночи, иногда и женщины, но все гадости, которые они говорят, эти гадости говорят о них самих, а не обо мне. У меня в доме моя старая винтовка, а в бардачке в машине новый пистолет. Я благодарю добрую женщину за звонок и прощаюсь.

На полу перед стиральной машиной грязные вещи размножаются, как кролики. У нас кончились яйца и молоко, и я обещала дамам из церковного клуба моей новой церкви, что днем приду на их собрание. Маленький кричит, словно его ужалила оса, и, как по сигналу, Эйми падает с кровати и ушибается головой о комод. Из спальни несется вопль. На лбу у неё уже растет шишка, но негодует она больше на то, что не выпускаю её одну из дома, даже на минуту.

Неделя за неделей после того, как Дейл Стрикленд изнасиловал Глорию Рамирес, люди собирались в церквах, в барах и комнатах отдыха. Стояли у себя во дворах, останавливались между полками продовольственного магазина. Судили-рядили на парковке кафетерия, отвлекали футбольных болельщиков, наблюдавших за тренировками. Я всё это слушала. Остальное узнавала из газет и радио.

Мама и папа Стрикленда сейчас дома, в Магнолии, Арканзас, и, если верить местной газете и некоторым из красноречивых жителей города, он хороший парень. Как сказал пастор Роб в своей еженедельной радиопрограмме, даже за превышение скорости его ни разу не штрафовали. Никто в городе не припомнит такого, чтобы он хоть раз пропустил тренировку или церковную службу, и он всегда был на сто процентов уважителен с местными девушками. Его отец, священник Церкви Пятидесятницы, слал районному прокурору письма и показания своих прихожан, свидетельствующие о высокой нравственности сына. По слухам, Кит Тейлор поставил у себя в кабинете лишний ломберный столик, специально чтобы складывать эти письма.

В передовице отмечалось, что перед злополучной ночью обвиняемый двое суток не спал, держась только на таблетках амфетамина, которые ему давал бригадир, – обычная практика у нефтяников, и хотя употребление наркотиков никто не оправдывает – люди до сих пор говорят о дочери Арта Линклеттера, – темп работы на нефтяных месторождениях порой вынуждает людей действовать во вред своему здоровью. Люди там сражаются , писал автор, сражаются, чтобы извлечь нефть из земли до того, как почва вокруг скважины просядет, сражаются с ценами ОПЕК и арабами. Можно сказать, что в каком-то смысле они сражаются за Америку.