Элизабет Уэтмор - Валентайн

На Ларкспер-Лейн Дебра Энн стоит перед домом и смотрит, как над землей вырастает тысячефутовое облако. По улице кувыркаются газеты и катятся клубки перекати-поля. От пеканов отрываются ветки; электрические провода будто дергает рука сумасшедшего кукольника. От окна спальни миссис Шепард отрывается рама с сеткой, падает на соседскую клумбу анютиных глазок, встает торчком и уносится по улице. Дебра Энн приходит к дому Эйми, и они стоят на дворе с Лорали и Кейси, в глаза и волосы им набиваются песок и пыль, одежда облепляет тело. Позже они узнают, что в трейлерном поселке в Вест-Одессе от торнадо погибли пять человек. На заводе в смену мистера Ледбеттера рабочий упал с градирни, сломал шею и умер почти мгновенно.

Пыль закрыла солнце, и желто-серое небо приняло цвет спелой сливы. Буря набрасывается на девочек, но они продолжают стоять на дворе. Миссис Шепард открывает дверь и кричит: Девочки, что у вас с головами? Живо в дом! Они продолжают стоять. Но когда ветер на минуту стихает и всё замирает вокруг, они поднимают головы и видят, что небо стало лиловым – раскрашено под смерч, как говорит миссис Ледбеттер, – и птицы смолкли, и ветер гремит, как надвигающийся поезд. И тогда они бегут к дому Эйми.

Вчера Джесси заработал последние деньги для выкупа грузовика, и Д.Э. сказала ему, что теперь надо только дождаться удобного момента. Сейчас она смотрит из кухонного окна у Эйми: интересно, чем он сейчас занят и думает ли о том же, о чем она? Лорали звонит домой и минуты две слушает крики матери. Отлупит меня, когда это кончится, говорит она девочкам. Кейси звонит в боулинг, сообщить матери, где она, а Д.Э. звонит на проходную олефинового завода, куда только что устроился папа. Она знает, что денег будет чуть меньше, зато приходить будет раньше и субботы будут чаще всего свободными. Может быть, жизнь станет полегче, говорит она подругам, и они кивают. Может быть.

Они столпились перед окном на кухне у Эйми, смотрят на воронкообразные облака и поедают всё, что попадется под руку. Звонит телефон; в кухню вбегает мать Эйми и берет трубку. Середина дня, а она еще в халате. Она держит трубку, слушает, наматывает провод на палец – палец становится темно-красным. Всё же кончилось, говорит она ровным голосом. Зачем вы опять звоните? И мягко кладет трубку на рычаг.

В дальнем конце дома подает голос малыш, но миссис Уайтхед и не думает бежать к нему. Она достает из кармана сигарету и закуривает. На девочек, включая дочь, она глядит, как на незнакомых, думает Дебра Энн. И смотрит на часы над плитой. Еще только начало второго.

Мама, почему ты меня не позвала? – спрашивает Эйми. Сильная буря. Может, будет смерч.

Миссис Уайтхед подходит к раковине, отодвигает занавеску и смотрит в окошко. Значит, будет, говорит она и задергивает занавеску. Значит, будет. Несколько секунд она смотрит на сигарету и стряхивает пепел в раковину. Потом берет стакан и наливает холодный чай из кувшина.

Вы не заболели? – спрашивает Кейси, качаясь из стороны в сторону. Её длинная юбка чуть не задевает пол.

Нет, говорит миссис Уайтхед. Она отпивает чай и стоит, глядя на стакан. Её прямые волосы плотно прилегают к голове, глаза блестят, вокруг глаз темные круги. Похоже выглядела иногда мать Дебры Энн во время месячных. Дебра Энн ходила за ней из комнаты в комнату и спрашивала: Хочешь расскажу анекдот? Хочешь посмотреть телевизор, или посидеть на дворе, или полежишь, а я тебе почитаю книгу? В плохую неделю Джинни иной раз вообще переставала разговаривать. Могла часами лежать в ванне, листала «Нэшнл джиографик» и вздыхала так громко, что слышно было через закрытую дверь. Сегодня мать Эйми похожа на тростинку в бурю, думает Дебра Энн, – цепляется за землю, гнется, надеясь уцелеть.

А может, и заболела, – у миссис Уайтхед вырывается лающий смешок. – Может, устала до смерти.

Эйми оглядывается на подруг, и они разводят руками. Мама, что случилось?

Она рассказывает девочкам, что вчера судья вынес решение: год условно и пять тысяч долларов в пользу семьи потерпевшей.

Подруги ахают. Пять тысяч долларов? – говорит Д.Э. Целое состояние.

Ага, говорит Кейси, – почувствует на своем кошельке.

Девочки, замолчите, говорит миссис Уайтхед. Прекратите сейчас же. Вы не понимаете, о чем говорите.

Справедливость восторжествовала, выкрикивает Дебра Энн. Ура! – Лорали смеётся, и они хлопают друг дружку ладонью о ладонь.

Да замолчите вы. Девочки, заткнитесь!

Год условно, говорит она, и в голосе её надрыв. Пять тысяч долларов. Господи. Мать твою.

Если бы из-под стола сейчас выползла гремучая змея, девочки были бы ошеломлены меньше. Эйми отступает на два шага, подняв руки, словно мать готова выстрелить в неё. Мама, это ересь.

Нет, детка. Это богохульство. И кому там не насрать?

Она швыряет стакан с чаем в стену, он с треском разбивается. Чай стекает по цветочным обоям на линолеум. В другом конце дома закричал малыш, а она оседает на пол, словно из неё вынули хребет. Не знаю, что мне с собой делать, говорит она.

Дебра Энн тоже не знает, что делать, и никто из них не знает, но они уже достаточно взрослые и понимают, что смотреть на это неприлично. Все, как по команде, поворачиваются к стене. Ждут; проходит несколько минут, а миссис Уайтхед даже не пытается встать. Дебра Энн снимает трубку телефона и хочет позвонить миссис Шепард. Слушает; потом несколько раз стучит пальцем по трубке. Телефон не работает, говорит она. Наверное, провода порвал ветер.

Ошибаешься, говорит мать Эйми. Он только что звонил.

Нет. Он молчит.

Голубые глаза Эйми стали огромными, щеки – белыми, как бумага. Что нам делать?

Детский крик прорезает воздух и переходит в ровный тоскливый вой. Дебре Энн хочется зажать ладонями уши. – Я пойду позову миссис Шепард, говорит она. Она подходит к Эйми и крепко обнимает её. Я поеду в Пенуэлл с моим другом, но скоро вернусь.

Она уходит, а Эйми опускается на колени возле матери. – Мама, ты можешь встать с пола? Дать тебе попить? Но Мэри Роз крепко прижимает ладони к бедрам. – Не стоит, милая.

Через несколько минут приходит миссис Шепард, прямо в домашних туфлях, оглядывает кухню, видит битое стекло, залитую чаем стену, лужу на полу, трех смущенных девочек у двери и слышит вой ребенка, такой отчаянный, как будто его поджаривают. Миссис Шепард хлопает в ладоши. Девочки, заберите чертова младенца и отнесите в комнату Эйми. Она наклоняется к Мэри Роз, сотрясающейся от рыданий, – сейчас их лица на одной высоте.

Девочки никогда не видели, чтобы взрослая женщина так плакала, даже на похоронах, – и по молодости лет не понимают, что плачет она от ярости.

Миссис Шепард гладит её по руке и кладет ладонь ей на спину. Ну, всё, говорит она. Вставайте уже.