Игорь Додонов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

В том, что идеология во многом определяла действия советских военных, сомневаться не приходится. Вот очень характерный пример. В первый день войны начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-лейтенант М.А. Пуркаев на Военном совете обосновал невозможность наступательных действий и предложил организовать оборону, измотать противника и тем самым создать предпосылки для последующего контрудара [9; 33]. В принципе, даже с военной точки зрения, мнение М.А. Пуркаева было небесспорным. И, скажем, Г.К. Жуков, прибывший вечером 22 июня в штаб ЮЗФ в качестве представителя Ставки, его не придерживался. Но вот что возразил начальнику штаба фронта член Военного совета фронта корпусной комиссар Вашугин (по воспоминаниям маршала Баграмяна):

«На минуту воцарилось молчание… Первым заговорил корпусной комиссар.

– Всё, что вы говорили, максим Алексеевич,– он подошёл к карте,– с военной точки зрения, может быть, и правильно, но политически, по-моему, совершенно неверно! Вы мыслите как сугубый военспец: расстановка сил, их соотношение и так далее. А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете! А вы подумали, какой ущерб нанесёт тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдём к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора . А вы ещё предлагаете допустить фашистов в глубь советской земли (выделено нами – И.Д., В.С.)!

Переведя дыхание, член Военного совета уже более спокойно добавил:

– Знаете, Максим Алексеевич, друг вы наш боевой, если бы я вас не знал как испытанного большевика, я подумал бы, что вы запаниковали» [9; 332].

Так относительно спокойно корпусной комиссар Вашугин разговаривал с начальником штаба фронта, который только предлагал оставить противнику часть советской территории. А вот его слова, обращённые к генерал-майору Д.И. Рябышеву, командиру 8-го механизированного корпуса (к 27 июня мехкорпус из-за противоречивых приказов командования фронтом оставил часть территории в районе Дубно; 27 июня в корпус прибыл Вашугин) (по воспоминаниям генерала Н.К. Попеля, бывшего в тот момент заместителем командира 8-го мехкорпуса по политической части): «За сколько продался, Иуда?», «Тебя, изменника, полевой суд слушать будет. Здесь под сосной выслушаем и у сосны расстреляем…», «Кто вам приказал отдавать территорию? Что вы мелете?», «Приказываю немедленно начать наступление. Не начнёте, отстраню от должности, отдам под суд» [9; 296-298].

Реакция Вашугина – следствие именно господствующей идеологической установки. Если учитывать данное обстоятельство, то рассуждения Резуна об обороне по линии старой госграницы (отдать немцам сотни километров советской территории!) начинают выглядеть даже странно, теряя всю свою убедительность.

И выводы Резуна относительно дивизий в междуречье приграничных рек постигает та же участь. В частности, он ссылается на боевые действия 164-й дивизии:

«…Германская армия нанесла удар.

Рассмотрим последствия удара на примере 164-й стрелковой дивизии… В этом районе две реки (речь идёт о правом фланге 9-й армии – И.Д., В.С.) : пограничный Прут и параллельно ему на советской территории – Днестр. Если бы дивизия готовилась к обороне, то в междуречье лезть не следовало, а надо было вырыть окопы и траншеи на восточном берегу Днестра, используя обе реки как водные преграды… В междуречье не держать ни складов, ни госпиталей, ни штабов, ни крупных войсковых частей, а лишь небольшие отряды и группы подрывников и снайперов.

Но 164-я дивизия (как и все остальные дивизии) готовилась к наступлению и потому Днестр перешла…

Немцы нанесли удар, на пограничной реке захватили мост… и начали переправлять свои части. А мосты позади советских дивизий – разбомбили…

И советские дивизии оказались в западне. Массы людей и оружия… Но оборону никто не готовил, траншей и окопов никто не рыл. Отойти нельзя – позади Днестр без мостов. И начинается разгром…» [82; 232-233].

Иными словами, Резун предлагает для организации обороны выбрать рубеж на удалении от 70 до 120 километров от госграницы, отдав, таким образом, гитлеровцам немалую часть советской земли. Вряд ли кто-нибудь из военных осмелился предложить такой вариант «хозяину». Но дело далеко не только в этом, но и в соображениях чисто военных. Если бы командование РККА поступило так, как предлагает Резун, то оно оголило бы весь южный фланг нашей группировки в Львовском выступе. Находящиеся там войска были бы в случае начала войны не просто быстро охвачены противником, но, учитывая, что Львовский выступ и так глубоко вдаётся в территорию Польши, с южного фланга, буквально, обойдены. Для избежания этого пришлось бы заранее отводить войска на линию Тарнополь – Броды, оставив Львов без защиты. Допустимо ли это было сделать в то время? Целесообразность подобных действий и в наше время выглядит сомнительной.

Всё вышесказанное можно отнести и к строительству укреплений так называемой «линии Молотова» у самой границы. Но о советских укрепрайонах (УРах) разговор у нас пойдёт особый, т.к. Резуном обстоятельства, связанные с консервацией и строительством УРов, используются в качестве особой группы аргументов для подтверждения своей теории. Итак…

* * *

Аргумент второй. Сталин с 1939 года разрушал «линию Сталина». Делалось это для того, чтобы обеспечить Красной Армии простор для наступления. Укрепления «линии Молотова», строившиеся на новой границе, призваны были обмануть Германию относительно намерений СССР. Их строительство – демонстрация и маскировка агрессивных планов.

Что такое «линия Сталина» и «линия Молотова»?

Прежде всего, надо заметить, что в отличие от созданных на Западе «линий» (Мажино, Зигфрида, Маннергейма) в Советском Союзе официально терминов «линия Сталина», «линия Молотова» не существовало [14; 8]. Резун верно отмечает, что это неофициальное название полос укреплённых районов [82; 86].

Полоса укреплённых районов по старой государственной границе СССР, т.е. границе, установившейся после окончания гражданской войны и интервенции, получила неофициальное название «линия Сталина».

Укрепрайоны, создававшиеся по новой советской границе, т.е. границе, которую обрёл Советский Союз после присоединения в сентябре 1939 года Западной Украины и Западной Белоруссии и летом 1940 года Прибалтийских республик, Бессарабии и Северной Буковины, неофициально назывались «линией Молотова».

Вообще, по мнению историков, занимающихся этой проблемой, строительство укреплённых районов на западных рубежах СССР прошло три (по мнению ряда исследователей, два) этапа: