Элисон Уэйр - Королева секретов. Роман об Анне Клевской

Олислегер утер лоб.

— Так и есть. — Он в отчаянии поглядел на сверкавшего взглядом Вильгельма. — Больше всего их беспокоит, что они не видели юных леди или не смогли толком их рассмотреть. За обедом послы жаловались на то, как были одеты их милости сегодня утром. Они назвали наряды девушек чудовищными — простите, что говорю это при вас, миледи, — и сказали, что не имели возможности ни разглядеть их лиц, ни познакомиться с ними лично. Боюсь, я вспылил и позволил себе спросить, не хотят ли они лицезреть их голыми?!

— Действительно! — воскликнула мать.

Анна вся сжалась от стыда. Эмили хихикнула.

— Мои извинения, ваши милости. — Олислегер выглядел сконфуженным. — Послы ответили, что всего лишь хотели увидеть юных леди. Я пообещал, что вскоре организую это.

— Прошу вас, милорд герцог, — вмешался Бурхард, — пошлите послов к королю, чтобы предложить ему леди Анну. По крайней мере, в этом случае вы узнаете, каковы намерения англичан и какие условия предлагает король.

Олислегер согласно кивнул.

— Я никого не могу сейчас отправить, — раздраженно ответил Вильгельм. — Дипломаты нужны мне для встречи в Гелдерне.

Вице-канцлер Бурхард вздохнул:

— Милорд, это никуда нас не приведет. Может быть, вы снимете с себя груз и объясните настоящую причину, почему вас тревожит продвижение переговоров о браке, о чем я вынужден был конфиденциально сообщить английским послам.

Анна пристально взглянула на брата. Вильгельм на мгновение смешался, но потом пришел в себя и, обращаясь к ней, сказал:

— Меня беспокоит, Анна, что ваша помолвка с Франциском Лоррейнским все еще в силе и вы не свободны для замужества.

Анна оторопела:

— Но отец говорил, что предварительное соглашение не имеет силы, потому что обещания были даны друг другу отцами, так как Франциск и я были слишком маленькими, чтобы давать согласие. Он сказал мне, что мы свободны вступать в брак, когда и с кем захотим.

— Мне он говорил то же самое, — подтвердила мать.

— И это правда, как я не раз заверял его милость, — сказал Олислегер, — и послов.

— Тогда, сын мой, о чем тут беспокоиться? — спросила герцогиня.

Вильгельм вздохнул:

— Мадам, я знаю, мой отец считал предварительное соглашение аннулированным, но формально этого не было сделано.

— Этого и не нужно, — вмешался Бурхард. — Очевидно, герцог Лоррейнский не станет возражать, потому что хочет женить своего сына на дочери французского короля.

Олислегер повернулся к Вильгельму:

— Заверяю вашу милость, вам не стоит больше тревожиться об этом. Во имя любви Господа, позвольте нам приступить к переговорам.

Последовала долгая пауза.

— Хорошо, — сказал Вильгельм. — Я отправлю посла в Англию.

Анна напряглась. Похоже, она все-таки станет королевой англичан.

1539 год

В том году июль в Шваненбурге выдался жаркий. Заниматься чтением или вышивать было трудно. Но мешала Анне не только удушливая жара. Мать пришла к ней и сообщила, что король Генрих сам выразил озабоченность, действительно ли она свободна от прежде данных обещаний.

— Послы требуют письменного подтверждения того, что ее помолвка официально расторгнута, — сказала герцогиня. — Король желает, чтобы это дело разрешилось, потому как слышал о вашей добродетели, уме и прочих достоинствах. Если вы не свободны, он попросит руки Эмили, но предпочел бы вас, так как вы старшая. Он тревожится только о том, чтобы ничто не препятствовало вам выйти за него замуж. — Мать улыбнулась. — Думаю, доктор Олислегер сможет удовлетворить его в этом.

— Я уверена, тут не о чем беспокоиться, — сказала Анна.

Мать положила ладонь на ее руку:

— Надеюсь, вы довольны этим браком, дитя?

— Да, миледи. Признаюсь, сперва он был мне не по душе, но я понимаю, в чем мой долг, и постараюсь стать хорошей супругой для короля, чтобы вы и Клеве могли мной гордиться. — Анна осознала, что примирилась с ожидавшей ее участью, и даже испытывала радостный трепет в душе от предвкушения великой судьбы.

— Послы хотят встретиться с вами, и я думаю, сейчас самое время, раз вы скоро станете королевой англичан.

— Разумеется. Я буду рада принять их.

— Хорошо. Я организую встречу с ними в саду сегодня после обеда. Скажите вашим горничным, чтобы одели вас в алое бархатное платье. Оно вам очень идет, и вы будете выглядеть превосходно.

Анна согласилась. Алое платье — самое роскошное из всех, что у нее имелись. Из того красного шелкового, с предательскими пятнами, она выросла. Как дорого она заплатила за свое удовольствие… и, может быть, заплатит еще больше. Эта мысль не давала ей покоя и приходила в голову чаще и чаще, по мере того как ее брак с королем становился все более вероятным. Может ли мужчина узнать, что его жена не девственница? А еще страшнее, способен ли он определить, что она рожала?

Решительно отбросив в сторону неуместные страхи, Анна пошла переодеваться для встречи с послами.

Сидя на каменной скамье в саду между матерью и Эмили, Анна чувствовала, что выглядит принцессой до кончиков ногтей. Юбка платья, обшитая золотой тесьмой, мягкими складками лежала вокруг ее ног; длинные рукава, собранные над локтями узорными лентами, свисали почти до земли; поверх расшитого драгоценными камнями лифа лежали тяжелые цепи и крест, усыпанный самоцветами; на голове у нее был изящно отделанный Stickelchen из шелкового дамаста, надетый поверх крылатой батистовой шапочки и покрытый вуалью из золотистых нитей; пальцы унизаны кольцами.

Когда послы подошли и низко поклонились, Анна грациозно кивнула им. Доктор Уоттон, выступавший в роли главы делегации, вел себя с изысканной вежливостью; он явно имел большой опыт в искусстве дипломатии.

— Мне говорили, что красотой ваша милость превосходит герцогиню Миланскую, как золотое Солнце затмевает своим блеском серебряную Луну, — сказал он. — И теперь я сам вижу, что это правда. Его величество — счастливейший из мужчин. Говорят, вы наделены множеством прекрасных качеств.

— Леди Анне привили все добродетели и навыки, необходимые супруге, — сказала герцогиня Мария. — Она умеет читать и писать, готовить и весьма умела в обращении с иглой.

— Восхитительно, восхитительно! — воскликнул доктор Уоттон. — Вы музыкальны, миледи?

— Я не пою и не играю на музыкальных инструментах, сэр, но люблю музыку, — ответила Анна.

Ей показалось или в его добродушии просквозило легкое недовольство?

— На каких языках вы говорите?

— Только на немецком, сэр, — ответила она, чувствуя свою ущербность. Неужели посол ожидал, что она владеет английским? — Но я уверена, что быстро выучусь говорить по-английски.

— Очень хорошо, очень хорошо. — Уоттон повернулся к матери. — Ваша милость, удалось ли сделать что-то, чтобы его величество получил затребованные портреты?