Сергей Коняшин - Последний рубеж

Неожиданно всё стихло. Казалось, тишина ударила по барабанным перепонкам сильнее взрыва. Богословский осмотрелся и понял, что разбежавшиеся немцы уже далеко и его солдаты перестали стрелять, поскольку больше не видели врага перед собой. На распаханной взрывами дороге догорали немецкие автомобили, два танка и вытекшее из них топливо. Вдруг отчетливо, словно подчёркивая надвинувшуюся ночную тишину, ахнул вдалеке одинокий винтовочный выстрел. В полуметре от головы комбата пуля со злобным треском пробила стенку вагона. Несколько секунд спустя во мгле сверкнула ещё одна вспышка. Капитан бросился на землю. Вторая пуля со звоном впечаталась в металлическую перегородку вагона в том месте, где секунду назад была его голова.

– Не поднимайтесь, товарищ комбат! Я его вижу… – услышал он тихий спокойный голос. Это был старшина первой статьи Филипп Рубахо, который лежал между рельсами под вагоном и, затаив дыхание, сосредоточенно глядел в оптический прицел винтовки.

В ночной черноте раздался ещё один хлопок, и в ту же секунду Рубахо тоже выстрелил. В тусклых полосках света, вырывающихся из простреленных стенок вагона, ещё кружились выбитые немецким снайпером щепки, как старшина доложил:

– Убит, товарищ комбат. Можно подниматься.

Богословский понял, что неправильно выбрал место для штаба. Даже с изгиба дороги, куда отступили немцы, его массивный вагон был виден как на ладони. Много ли толку в том, что открывается хороший обзор всего участка, если в любой момент тебя изрубят в капусту даже с дальних подступов?

Отсчёт времени пошёл на минуты – фашисты могли вернуться в любой момент. Комбат приказал переместить штаб в глубь обороны и пошёл по позициям. Он хотел лично проверить боеготовность солдат и отдать последние распоряжения. Осмотрев пулемётное гнездо Новицкого на башне цемзавода, капитан приказал бойцам принести туда несколько дополнительных ящиков патронов.

Андрею он особенно доверял, ведь тот был коренным новороссийцем. На войну ушёл с первого её дня, оставив дома всю семью – родителей, младших брата и сестру. Воевал под Одессой и в Крыму, а теперь, получается, вернулся туда, откуда начал свой путь. Каждый резкий поворот подвижной головы, пристальный внимательный взгляд карих глаз, казалось, ясно говорили: «С самых первых дней войны я только отступал. Но здесь так не будет! Свой родной город не отдам и буду драться за него до последней капли крови!» Богословский знал, что Новицкий не уйдёт со своего места, даже если под натиском фрицев погибнет или разбежится весь батальон. Именно поэтому он распорядился поставить его на самую важную и опасную точку.

Тупые удары выстрелов отдалённых немецких батарей заставили комбата прервать обход позиций и спешно вернуться на передовую. Снаряды дальнобойных орудий с утробным урчанием просверлили воздух и с раскатистым грохотом разорвались на ближних подступах. Земля туго качнулась и испуганно задрожала под первыми ударами.

Немцы оправились раньше, чем ожидал комбат. Перестроившись в боевой порядок, они вновь появились на шоссе. Теперь уже хорошо слышался жадный лязг танковых гусениц по асфальту. За бронёй, пригнувшись, быстро семенили бойцы бессмертного, как они считали, рейха.

Словно вымещая злобу из-за невозможности проехать по шоссе, фашисты начали хлестать по Балке Адамовича из орудий всех калибров. Кометой сверкнул в воздухе и с хрустом разломился над головами пристрелочный бризантный снаряд, его осколки жадно зачавкали по земле. Заурчали в ночной глубине немецкие шестиствольные миномёты. Рассекая темноту и закручиваясь раскалёнными спиралями, заблестели дымные хвосты реактивных мин.

С башни Андрей хорошо видел, как заплясали вокруг яркие всполохи. Из-за коротких, но частых вспышек окрестности стали видны, как днём. Всплески земли от взрывов сплошным частоколом вонзались в землю, и почти вся линия обороны батальона быстро исчезла под высокими чёрными выбросами, подсвеченными изнутри ярко-красным пламенем. Оранжевые клубки огня зло расшвыривали измельчённый грунт и резко секли горячими нахлёстами.

По воспалённому лицу Новицкого потёк пот. Глаза заслезились от ослепляющих огненных ударов. В накалённом, пропитанном смертью воздухе со свистом разлетались искрящие, брызжущие жаром осколки. Взрывы безжалостно вспарывали землю, и вздыбившийся, разламывающийся на лету асфальт тяжёлыми кусками падал на головы ещё живых и мёртвых.

В заводской двор, куда выходила амбразура, с оглушительным грохотом шарахнул снаряд. Через узкую щель Андрея сильно обдало горячим воздухом от ударной волны. Новицкий почувствовал, как мощно задрожал под ним пол. Он смахнул с глаз ударивший в них песок и, вглядевшись, увидел первые ряды немцев. В своей зелёной униформе и в такого же цвета касках в резких огнях ночного боя они казались совершенно чёрными.

Приблизившись на расстояние уверенного выстрела, фашисты начали поливать русские позиции огнём из автоматов – от бедра, практически не целясь. Их лёгкое оружие, непрерывно грохоча, выплёвывало сотни трассирующих пуль, светящихся в ночной темноте красными пульсирующими веерами, скрещённо полосовавшими воздух.

Подпустив фрицев ближе, Андрей взял на прицел первую цепь и надавил на гашетку пулемёта. Длинная очередь выкосила центр немецкой фаланги. Фашисты, отброшенные пулями, упали на спины.

Бой разгорался с редкостным ожесточением. Воздух пропитывался запахом гари и наполнялся кипящим свинцом. Осколки со свистом проносились над головами бойцов, кромсали деревья и обгрызали бетонные стены. Со зловещим шипением куски раскалённого металла вонзались в напряжённые человеческие тела или втыкались в землю, высоко подбрасывая в воздух расколотые камни.

Было ясно, что немцы решили одним сокрушающим ударом проломить русскую оборону и с ходу ворваться на Сухумское шоссе, где уже никто не остановил бы их стремительного продвижения к Кавказу. Отброшенные на Балке Адамовича, но хорошо осведомлённые о малочисленности противостоящих им войск, они отказывались верить в провал. Им по-прежнему казалось, что будет достаточно одного усилия, короткого быстрого броска вперед – и преграда рухнет сама собой.

Но 305-й батальон стоял крепко. Быстро и уверенно раздавались в спёртом от дыма воздухе команды Богословского, метко пробивали фашистские головы пули снайпера Рубахо, без передышки косил немецкие ряды раскалённый пулемёт Новицкого.

К утру решимость фашистов иссякла. Они отступили, смирившись с тем, что прорваться восточнее Новороссийска с наскока не удалось.

Богословский вновь обошёл позиции, распорядился собрать убитых, оказать помощь раненым. Он видел, как сильно утомлены люди, но ничего поделать не мог. Менее двух суток назад они ещё вели тяжёлые бои на Таманском полуострове. Когда, повинуясь приказу, отступили и пришли в Геленджик, им дали на отдых три дня, но через два часа подняли по тревоге и снова бросили в бой, который, как чувствовал капитан, только начинался.