Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

Конечно, то была полнейшая чушь: устраивать резню на празднике в доме собственного отца Морено не собиралась. Поведи кто-нибудь себя дерзко, она и без оружия нашла способ унять зарвавшегося пьяницу, который, скорее всего, в любом случае оказался бы не способен осуществить свои намерения. Но кое в чем опасавшиеся докучать ей своим вниманием матросы были правы: настроение у девушки и впрямь было скверное. С каждым выпитым глотком грог все сильнее вставал ей в горле мерзким колючим комом; ощущение какой-то неощутимой, но оттого не менее мучительной пустоты тянуще отдавалось под самыми ребрами, у сердца – там, куда все–таки сумел незаметно просочиться, казалось бы, непоколебимо принципиальный англичанин. Выбросить его из своей жизни было подобно тому, как оттолкнуть от себя огромную монолитную глыбу гранита, мешающую идти вперед. Однако вместо облегчения Морено чувствовала себя так, словно вместе с этой глыбой оторвался кусок ее собственного сердца.

В небольшой комнате рядом с собственной – когда-то давно там жила ее няня – она устроила Мэри Фостер, насилу убедив перепуганную девушку, что здесь ей ничто не угрожает. Теперь та, совсем обессилев, спала, завернувшись в серое шерстяное одеяло: сама Морено никогда подобным не пользовалась, но раздобыла в кладовой, заметив, как худенькая девушка все время мерзла и тряслась, как от озноба, под обычной простыней. Теперь губернаторская дочка, похоже, слегка пришла в себя и даже слегка высунулась из своего кокона, устроив перебинтованную руку поверх покрывала; едва высохшие после мытья золотые кудри разметались по тонкой подушке, а высокая, некрупная грудь, стыдливо прикрытая сорочкой, редко и ровно вздымалась от спокойного дыхания.

Морено глядела на эту красоту без особенной зависти – жизнь среди мужчин вообще приучила ее считать саму себя женщиной лишь наполовину, в силу воли природы, давшей ей именно такое тело – а скорее с какой-то тихой, мучительной тоской по собственному утерянному счастью. Она столь сильно погрузилась в эти мысли, что не сразу заметила даже тихих шагов у себя за спиной.

– Тебе что, стало скучно внизу? Мне показалось, вы неплохо там устроились, – хмыкнула она наконец, обнимая себя за плечи и не оборачиваясь к двери. Джек прошел внутрь, прислонился спиной к стене, не присаживаясь: он выпил немного и вполне крепко стоял на ногах:

– Я думал, ты будешь рада нашей победе и возвращению родителей.

– Я и рада, – уверенно возразила девушка.

– Тогда почему же ты здесь, а не там, с ними?

– Не знаю, Джек, – подумав, откровенно покачала головой она, опускаясь на стул у кровати и в упор глядя на спящую мисс Фостер. – Я всем довольна, даже… я счастлива, что папа и мама оказались живы, что Рочестер мертв и нам больше ничего не угрожает, но… Наверное, просто неприятно сознавать, что для человека, к которому ты успела… чертовски сильно привязаться – все равно есть нечто намного важнее тебя.

– Я говорил тебе, – глухо промолвил Рэдфорд, подходя ближе и кладя руку ей на плечо. – Эти люди мыслят совсем иначе, нежели мы.

– Да, да, ты был прав… – рассеянно кивнула Морено, рассматривая спокойное лицо Мэри, освещенное ярким пламенем свечи. – Какая же она красивая, правда?

– Правда, – честно кивнул Рэдфорд, разглядывая разметанные по подушке золотистые волосы девушки. Морено помолчала, затем вдруг жестким, несвойственным ей в разговоре с близкими людьми тоном сказала:

– Если ты сейчас думаешь о том же, о чем и я, то не смей этого делать.

– И что же ты думаешь? – возразил Джек спокойно.

– «Ему будет с ней лучше, чем со мной». Даже мыслей таких не допускай, – всерьез попросила его Эрнеста, придвигаясь все ближе к другу и беря за руку. Рэдфорд вздохнул, наклонился и поцеловал ее тонкие смуглые пальцы:

– Напрасно ты отпустила своего Дойли. Лучше ли, хуже – черт знает, а он ведь действительно мучился, когда считал тебя мертвой.

– Он мучился бы намного больше, если бы остался здесь, – отрезала девушка, переводя взгляд с его лица на темный пролет лестницы за дверью: там, положив руки на плечи любопытно заглядывающего в комнату Роджера, стоял Генри Фокс, румяный от выпитого вина и смеха. Черные глаза его сияли такой тихой и нескрываемой радостью, что даже ожесточившееся сердце Эрнесты дрогнуло понимающе.

– Иди к ним, – похлопав Джека по спине, посоветовала она. – Я справлюсь со всем этим, не переживай. Мне просто нужно чуть больше времени…

Мэри проснулась – ожидаемо – поздним утром, когда в доме вповалку спали все, кроме самой Морено и пары протрезвевших с грехом пополам слуг, лениво прибиравшихся и растаскивавших по комнатам бесчувственные тела. Поэтому повязку на руке девушке осматривала сама Эрнеста, она же приволокла горячую воду для умывания и завтрак на двоих. Мисс Фостер ела аккуратно и даже не слишком торопливо: заметно медленнее, чем можно было ожидать от полуголодной бывшей пленницы, но это Морено отметила уже как-то лениво, без обычного азарта – поскольку иного от нее и не ожидала.

Насытившись, мисс Фостер заметно повеселела и осмелела окончательно.

– Я очень признательна вам за помощь, – сразу же заговорила она, глядя на Эрнесту широко распахнутыми глазами. – Если вы позволите мне написать моему отцу письмо, то он с радостью отблагодарит вас за вашу доброту…

Морено усмехнулась в ответ на последние слова, заставив ее испуганно умолкнуть. Тряхнув своими густыми косами, Эрнеста уселась на табурет напротив нее и скрестила руки на груди, глядя на нее непроницаемыми черными глазами, странно поблескивающими в окружающем полумраке.

– Ну, здравствуй, мисс Мэри Фостер, – заговорила она спокойно. – Много слышала о тебе от самых разных людей, а теперь вот и вживую удалось познакомиться.

Реакция девушки оказалась странной: услышав свое имя, она не начала отпираться, и лишь отодвинулась к стене, с ужасом наблюдая за Эрнестой, как кролик за приближающимся удавом.

– Если остальные узнают, кто я такая – все будет кончено, – шепотом произнесла она. Морено подняла брови:

– Отчего же? Твоему отцу придется выложить чуть больше деньжат, раз уж он оказался самим губернатором Бермудских островов? Так об этом нужно было думать прежде, чем помогать своему жениху в поимке моего друга. Или, – она наклонилась вперед, – у тебя и твоего отца есть иные причины для молчания?

Мэри одарила ее долгим, полным сомнения взглядом, а после шепотом попросила:

– Прошу, не выдавайте меня никому.

– Среди пиратов предателей нет: то, что случается здесь, на Тортуге, никуда с нее не уйдет, – возразила холодно Эрнеста. – Стало быть, о связях твоего отца с Рочестером пока никому не известно?