Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Что вы говорите? Это все наглая ложь! – с изумлением и почти суеверным страхом выдохнула Мэри. – Как вы…

– Как я узнала, ты хочешь спросить? Отчасти – от Генри Фокса, которого вы заставили таскать каштаны из огня, отчасти – от мистера Эдварда Дойли. Помнишь такого человека, а? – неожиданно со злостью спросила она. – А дальше уж сама сидела, прикидывала да сопоставляла. Я ведь штурман, это моя работа – думать и просчитывать все подряд… Никак не могу от нее избавиться, как бы ни хотелось иногда, – призналась Эрнеста, сверля тяжелым взглядом тонкое личико девушки. – Так что брось свои штучки и рассказывай все.

– Мне действительно нечего… – начала дрожащим голосом мисс Фостер, но Морено резким жестом прервала ее:

– Сказала же, брось! Я, конечно, не ахти какой специалист по пыткам, но следы их от сломанной самой себе подсвечником руки и пары наспех сделанных царапин отличить могу… Кому ты врешь, девочка? Рассказывай все, если хочешь вернуться к своему отцу!

– Вы отпустите меня? – ухватившись за последнюю ее фразу, недоверчиво шепнула Мэри; Эрнеста глубоко, зорко заглянула в ее сапфировые глаза и кивнула:

– Отпущу, если не станешь мне лгать. Ответишь на все мои вопросы, и я отпущу тебя к отцу… Здесь твое настоящее имя знают только три человека: я, Генри Фокс и Джек Рэдфорд – и эти двое совершенно точно с тобой счеты сводить не станут.

– Что вы хотите узнать? Спрашивайте, я не стану вас обманывать, – подумав, тихо, но твердо заверила ее мисс Фостер. Морено рывком поднялась на ноги и отошла к окну, повернувшись к ней спиной.

– Чья идея была использовать Генри в качестве наживки для Джека: твоя, твоего отца или Рочестера?

– Моя, – без запинки ответила девушка, накручивая на палец золотистый локон. – Джеймс сказал, что капитана Рэдфорда называют Неуловимым, так что будет непросто разыскать его против его воли. Но я видела – тогда, когда меня похитили год назад – как он смотрел на Генри, и подумала… подумала, что это может сработать.

– Ясно, – Морено кивнула, не оборачиваясь к ней; голос пиратки стал сухим, жестким и неприятным, словно царапал ей самой горло и мешал свободно дышать. – Почему ты отказала мистеру Эдварду Дойли, когда он попросил твоей руки? Я хочу сказать – это было твое собственное решение или у тебя просто не было выбора?

Мисс Фостер мгновенно стрельнула в ее сторону сверкнувшими подлинно женским любопытством глазами, и, несмотря на всю серьезность ситуации, лукавые искорки загорелись в них, несказанно разозлив Эрнесту.

– Отвечай! – едва сдержавшись, чтобы не крикнуть в голос, потребовала она. Мэри подтянула круглые коленки к груди, закутавшись в одеяло.

– Я уже была обещана Джеймсу, когда мистер Дойли сделал мне предложение, – уклончиво объяснила она. Морено поджала губы:

– Дочь губернатора не может сказать своему жениху, что передумала?

– С чего же мне было передумывать? Я не любила мистера Дойли, – откровенно удивилась девушка.

– А мистера Рочестера, значит, любила?

– Мистеру Рочестеру меня обещал отец, – столь сдержанно ответила Мэри, что Эрнесте стало даже слегка смешно, хоть и откровенно горько:

– Ты вообще когда-нибудь встречала человека, к которому могла бы… испытывать какие-то чувства?

Девушка одарила ее долгим и действительно затравленным взглядом: похоже, тема оказалась действительно болезненной для нее – тонкими розовыми пальчиками затеребив бинт на запястье другой руки. Синие глаза ее потемнели, сделавшись враз глубже и старше.

– Нам не приходится думать о таком. Все было решено задолго до того, как я достигла возраста, в котором вообще могла что-то чувствовать, – прошептала она с искренней горечью, забывшись на мгновение. Эрнеста в искреннем недоумении подняла брови:

– Тогда на кой черт тебе возвращаться обратно? Раз отец тебя уже один раз чуть ли не продал…

– Он не продавал меня, мой папа ни в чем не виноват! – сорвавшись, вскрикнула Мэри. Однако уже спустя секунду взгляд ее погас, и стиснутые было в кулачки руки разжались, безвольно упав на колени. – У него просто… просто не было другого выбора. Отец всегда старался дать мне все самое лучшее… Он никогда не был жадным, нет! Если бы не я, он даже на порог не пустил бы Джеймса, – с жаром заверила она Эрнесту. Морено нахмурилась:

– Рассказывай.

Многое из того, что было произнесено Мэри в тот день, она уже и сама либо знала наверняка, либо догадывалась об этом. Конечно, мнение дочери в отношении отца не могло быть совсем беспристрастным – и сама «мисс штурман» едва ли смогла бы сказать хоть что-то дурное о собственных родителях, да еще и постороннему человеку – но, когда девушка перестала прикидываться наивной дурочкой и начала говорить прямо, дело стало проясняться на глазах.

Джеймса Рочестера Мэри знала еще с детства: ее отец, резко разбогатевший после знакомства с ним, нередко приглашал своего делового партнера и «дорогого друга» в свой дом в Лондоне. После назначения Джосиаса Фостера одним из помощников губернатора Бермудских островов – Мэри тогда едва исполнилось двенадцать – тот вовсе перестал скрывать от дочери, что в будущем ей предстоит выйти замуж за Рочестера. Низкое происхождение жениха с лихвой компенсировалось его деньгами и пользой, которую он приносил Фостеру; тем более, после ранней смерти матери для Мэри отец был единственным близким человеком, и она не смела даже подумать о том, чтобы его ослушаться.

– О том, что все не так просто, что Джеймс шантажировал его и одновременно старался подкупить все более высокими должностями, чтобы добиться этого брака, я стала догадываться намного позже. И прежде я действительно хотела выйти за него замуж, просто – не так скоро, как он желал, – говорила Мэри, глядя на Эрнесту со странным выражением. Будь девушка, выросшая в тесном коконе из неги и интриг, способна на сильное чувство, Морено решила бы, что то была ненависть – ненависть за то, что по вине едва знакомой спасительницы ей приходится вновь переживать тягостные воспоминания; но мисс Фостер не умела и не привыкла испытывать подобные эмоции.

Даже когда она рассказывала о самых мерзких и отвратительных для нее вещах, голос ее оставался звонким, заученно–ровным, как если бы фарфоровую куклу вдруг наделили способностью говорить. Спокойно, избегая грубых слов и лишь с изредка проблескивающими в ее глазах отголосками искренних чувств, мисс Фостер день за днем рассказывала о том, как Рочестер практически единолично, используя свои связи, добился назначения ее отца новым губернатором. С того момента ее детство закончилось – теперь каждый день становился лишь крохотной отсрочкой перед неизбежным.

– Отец умолял его подождать: говорил, что я еще слишком молода – мне ведь тогда едва исполнилось шестнадцать… – рассказывала Мэри почти шепотом, и Эрнеста внимательно кивала, складывая из пальцев странные фигуры и чуть ли не до хруста выкручивая их при этом. Она была не слишком чуткой, но честной и благодарной слушательницей: даже когда девушка сбивалась на совсем уж незначительные подробности, Морено не спешила перебивать ее.