Карл Марлантес - Маттерхорн [ЛП]

– По всей грёбаной местности разбросаны листовки с сообщением, что здесь зона свободного огня, – сказал Фитч.

– Ты же знаешь, что они не умеют читать, – недовольно сказал Меллас.

– Чёрт возьми, Меллас, – вмешался Хок. – Он это знает. Ты хочешь отозвать огонь 'эйч-энд-ай' только потому, что он может трахнуть какого-то приблудного горца?

– Не знаю. Я здесь новенький, – огрызнулся Меллас. Он так устал, что уже пожалел, что вообще коснулся этой темы.

Хок разжёг С-4, и яркое белое пламя охватило кружку, раскалив её докрасна и почти мгновенно вскипятив воду. Это действие приостановило разговор до тех пор, пока пламя не погасло. Хок осторожно коснулся самодельной кружки, полной кипящего кофе. 'Ну, так я расскажу тебе, – сказал Хок, – а ты послушай. Джима поимеют хоть так, хоть эдак. Если нас атакуют, а он не вызывал 'эйч-энд-ай', его уволят. Если он вызвал его и гибнет горец, его тоже уволят. Всё изменилось с тех пор, как ушёл Трумэн. Теперь фишку отправили сюда'.

Фитч, благодарный Хоку за поддержку, улыбнулся.

Меллас смотрел в землю, сожалея, что не сдержался. 'Вы никогда не говорили, зачем', – сказал он.

– Чтобы твою драную задницу не отстрелили, вот зачем, – сказал Хок, смягчаясь и видя, что Меллас уставился в землю. Он снова пощупал ручку кружки и, чувствуя, что уже можно, ухватил её большим и указательным пальцами.

– Отменишь беспокоящий огонь, – сказал Фитч, – и азиаты получат доступ на эту гору, как на подъездную дорогу к автостраде. Это моя грёбаная рота, и она важнее любого потерянного горца, на том и стою. Я так решил давным-давно. – Фитч взглянул на темнеющее небо, заметно смущённый своей внезапной речью.

Хок подал дымящийся кофе Мелласу: 'На вот, возьми'.

– Нет, он твой, – сказал Меллас.

– В 1-ом корпусе я быстрее всех готовлю кофе. Эта маленькая кружка со мной с тех самых пор, как я здесь появился. Она неиссякаемый источник всего доброго и лекарство от всех болезней. – Он улыбнулся, снова жестом приглашая Мелласа принять её. – Лечит даже вспыльчивость.

Меллас невольно улыбнулся. Он взял кружку. Кофе был сладок и хорош.

Той же ночью за периметром, в темноте, рядовой первого класса Тирелл Бройер из Балтимора, штат Мэриленд, в первый раз лежал на посту подслушивания, трясся, рапластавшись пузом по земле, и дождь просачивался сквозь его плащ-палатку. Янковиц выставил его в паре с Вильямсом из огневой групппы Кортелла, спокойным парнем, выросшим на ранчо в Айдахо. Грязные ботинки Вильямса расположились рядом с лицом Бройера, и наоборот, так что они прикрывали спины друг другу. 'Что это за шум?' – прошептал Бройер.

– Ветер. Заткнись!

У Бройера возникло страстное желание покрутить ручку радиоприёмника, только чтобы кто-нибудь поговорил с ним. Ему было всё равно, разозлится ли кто-нибудь из лейтенантов на него за то, что испугался. Он снова задрожал. Послышалось урчание. Оба тут же замерли, медленно выставив винтовки.

– А это что за шум? – прошептал Бройер. – Высоко в воздухе.

– Не знаю. Летучие мыши? Заткнись, мать твою!

Вильямс шевельнулся и задел Бройера ботинком по лицу. Бройер сдержал проклятие и поправил очки на носу, сознавая всю иронию: всё равно он ни черта не видит. Он медленно отодвинул ботинок Вильямса. Прижался лбом к кулакам, чтоб не запачкать очки землёй, и вдохнул замах влажной почвы, чувствуя, как край каски коснулся шеи. Он схватил горсть глины и сдавил что было сил. Ему хотелось вдавить свой страх в глину и выбросить вместе с ней. Порыв ветра толкнулся в мокрую рубаху, послав по спине волну холодной дрожи. Он начал молиться, прося господа остановить ветер и дождь, чтобы можно было хоть что-нибудь услышать. Тогда в темноте Вильямс протянул руку и легонько похлопал его по спине.

В ту ночь господь не прекратил ни ветра, ни дождя. Однако на следующий день дождь остановился на два часа, и шесть вертушек прибыли на место без происшествий, выгрузив морпехов, бывших на излечении и в отпусках, а с ними пополнения: воду, продукты и боеприпасы. Вместе с этим привезли большое количество взрывчатки С-4, чтобы подготовить вершину горы к прибытию батареи 'гольф', ради чего, собственно, рота 'браво' и находилась на Маттерхорне в первую очередь.

Меллас привыкал к напряжённому однообразию патрулей. Дни скользили мимо, к счастью, без контакта с противником. Наконец, прибыла артиллерийская батарея: вырвала в глине орудийные окопы и вырыла блиндажи для своего пункта управления огнём. Лишённый деревьев, Маттерхорн стоял бесплоден. Ничего зелёного не осталось на том, что теперь медленно превращалось в пустошь, заваленную раскисшими картонными коробками из-под сухпайков, усеянную отхожими 'кошачьими ямками', захороненным мусором, сожжённым мусором, отхожими ровиками, брошенными журналами из дому, разбитыми поддонами от боеприпасов и старыми пластиковыми мешками для песка. Всё пространство того, что некогда было густыми джунглями, теперь было вскрыто; сломанные ветви и исковерканные пни пепельно серели, словно кости мёртвых животных под затянутыми тучами небесами. Маленький бульдозер сделал вершину горы совершенно ровной. Затем, свисая с вертолётов подобно рыбачьим уловам, прибыли гаубицы. Через несколько часов по прибытии большие пушки уже стреляли, резкими разрывами причиняя боль ушам, сотрясая тела и по ночам нарушая драгоценный сон.

Мощный залп всей батареи, начавшей сосредоточенный огневой обстрел, подбросил задремавшего было Мелласа. Чуть больше часа прошло, как он вполз в палатку после последней ночной проверки постов.

Адреналин заструился по телу. Он попробовал успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов. Дождь лил как из ведра в полной темноте, и палаточные растяжки из проводов связи чуть не рвались при каждом порыве ветра. Меллас плотней завернулся в сырую подстёжку от плащ-палатки, улёгся на бок и подтянул колени к подбородку, стараясь уберечь от улетучивания в темноту того, что оставалось ещё от тёплой сырости.

Сегодня в патруль не выходить. Звучало, как отсрочка.

Прибытие батареи значительно увеличило шансы на атаку со стороны СВА, поэтому Фитч увеличил радиус патрулирования для покрытия большей территории. Это заставляло патрули выходить в дозор на заре и почти не оставляло им светлого времени суток, когда они возвращались. Комбинация напряжения от вероятности вступления в бой и опустошающей усталости к наступлению ночи всех истощала и раздражала. Парни засыпали в караулах. Меллас обнаружил, что для того, чтобы развеять скуку, он выбирает маршруты для патрулирования так, чтобы просто осмотреть особенности местности. Всё меньше и меньше внимания он уделял тому, где могут прятаться снайперы или группы наблюдения СВА. В сущности, он разрывался на части: не знал, планировать ли дозоры так, чтобы избежать обнаружения кого-либо, или так, чтобы обнаружить пулемёт СВА и обратить на себя внимание полковника. Он перевернулся на другой бок, по-прежнему не желая покидать подстёжку. Он увидел, как сам берёт врасплох пулемётный расчёт СВА, как раз когда тот собирается есть свой рис, беззвучно окружает его и берёт в плен. Потом ведёт их назад, добывает от них кучу информации и впоследствии получает благодарность от полковника перед лицом всего его штаба. Может быть, даже выйдет статья в газете на родине об этом подвиге – официальное признание было очень важно – и наградят медалью. Он хотел медаль так же сильно, как хотел эту роту.