Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

Лейтенант налил коньяк, распахнул иллюминатор, любуясь на реку:

– Какая же огромная и прекрасная наша Родина! Две тысячи километров летели сюда из Красноярска. И все тайга нетронутая, богатая, ждущая рук людей! Огромная река, полная рыбы! Тундра, озера, стада диких оленей! Выпьем за нашу Родину, капитан! Вы ее покоряете, мы охраняем!

Выпили. Лейтенант с веселой жадностью голодного и здорового человека принялся все пробовать. Налил еще, чокнулись без тоста. Белов улыбался, ему казалось, что сейчас все наладится, не может такой славный человек сделать плохо.

– Простые пирожки, а вкуснота! За уши не оттащишь! – хвалил лейтенант полным ртом.

– Степановна стряпала! Она из ничего может приготовить! У нее в конце навигации всегда продукты остаются! С другими капитанами поговори – никогда не хватает, а эта ничего себе не возьмет! Кристально честная женщина!

– Давно ее знаешь? – лейтенант чокнулся, улыбаясь, и перешел на ты.

– Работает у меня? Вторую навигацию. Честнейшая! Честное слово! Не может быть, что она что-то… – Белов сделал дураковатое лицо, слегка извиняясь, что такое говорит.

– Трофимова – опасный человек, – лейтенант стал серьезным, – во время войны она совершила предательство, а три года назад бежала из-под следствия.

– Не может быть?! Степановна?! Предательство?!

– В Севастополе во время отступления она должна была эвакуировать тяжелораненых бойцов из подвала, но не сделала этого, а сдала всех в плен немцам. Шестнадцать человек. Сама вместе с ними осталась в этом подвале, сама позвала немцев. Вместо того чтобы дать бойцам возможность защищаться! Она не дала им оружие… радовалась приходу немцев и обкладывала Красную армию и ее руководство самым грязным матом.

Белов невольно улыбнулся, вспоминая, как могла завернуть Степановна.

– Они же тяжелораненые, как же они могли защищаться?

– Это мы выясним.

– Ну конечно, это не она была! Она же всю войну прошла, в сорок пятом в Кенигсберге закончила. Севастополь – это сорок второй! Не сдавалась она, лейтенант!

– Из этих бойцов, капитан, несколько человек выжили в немецком плену и дали на нее показания, это было в сорок пятом… А как она после плена снова оказалась в нашей армии, это тоже интересный вопрос. У предательства нет срока давности, капитан, все ответят… – Лейтенант разлил еще, поднял стакан и продолжил: – Ее взяли через два года после войны. В Астрахани спряталась в рыболовецкой бригаде. Этапировали, а по дороге, оглушив конвоира, она убежала из поезда. И оказалась здесь… Тут целый детектив, капитан.

Он выпил. Сан Саныч тоже махнул рюмку для храбрости.

– Но от нас не скроешься, – лейтенант блаженно вздохнул, удержался от того, чтобы рыгнуть, и сыто погладил себя по животу.

– Как же вы узнали, где она?

– Я не на все вопросы отвечаю, капитан, – лейтенант снова сунулся в иллюминатор, потянул воздух. – Эх, взять бы отпуск да пару недель вот так с тобой поплавать. Отоспаться, поохотиться, у меня КМС [115] КМС – спортивный разряд «Кандидат в мастера спорта». по стрельбе! Я больше всего утиную охоту люблю! Нет, честно, я неплохо стреляю!

– Товарищ лейтенант! – в дверь кубрика осторожно постучали.

– Иду! – лейтенант встал, протягивая крепкую руку. – Ну, товарищ капитан Белов, спасибо за гостеприимство, посидел бы еще, но у меня самолет, а ты сегодня зайди в комендатуру, показания оставь, кто с ней из экипажа дружил.

– Да у нее со всеми… но чтобы дружить, такого не было… – Белов суетливо поднялся. – Она на кухне все время, работы много.

– Вот! Не дружила! Значит, было что скрывать! Расскажешь все, ну, бывай здоров!

– Но если кто обращался, обязательно помогала… – Белов удержал за руку лейтенанта.

– Не расстраивайся, капитан, так бывает. Может, она и хорошая повариха, но закон нарушила… И вообще, скажу тебе по секрету, – он взял Белова за пуговицу, – законность будем укреплять. Война разбаловала народ, победа не только делает героев, но и портит. Пить стали больше, – он кивнул на коньяк и подмигнул. – Барахла натащили, на красивую жизнь насмотрелись, а нам страну надо строить! Что я тебе говорю, ты и так ее строишь!

Лейтенант не рисовался, он был умный, симпатичный, образованный, он верил в то, что говорил. Белов это видел, более того, он со многим, если не со всем, был согласен.

– И не советую ее выгораживать! Ей не поможешь, а себе можешь навредить. Ну, счастливо! – и он исчез, бодро взбежав по ступеням.

Белов сидел, ничего не понимая. Он не смог ничего внятного сказать про Степановну. Лейтенант честно делал свое дело, это был совсем не Квасов, и ему можно было все рассказать. Вздрогнул, услышав легкие шаги по лесенке, это была Николь:

– За что ее? – зареванная, взгляд слегка сумасшедший.

Белов молчал.

– Что она сделала? – в глазах Николь навернулись слезы, а вместе с ними закипало тихое бешенство.

Сан Саныч поднял голову:

– Сядь, я не знаю…

– Но ты разговаривал с ним… пил водку!

Сан Саныч посмотрел на еду и недопитую бутылку, вздохнул судорожно:

– Говорит… – он посмотрел на Николь, соображая, можно ли это рассказывать, – говорит, во время войны сдалась в плен.

– И что?! – удивилась девушка.

– Я не знаю… этого нельзя было делать… Будет следствие, разберутся.

– Нет, я не понимаю! Объясни!

– Это у нее уже второй арест, она сбежала три года назад, и они искали ее по всей стране. Она не должна была убегать, если бежала, значит, знала, что виновата… – неожиданно для самого себя сделал вывод Сан Саныч.

– Ты пьяный?!

– Я? Нет! – нахмурился Белов.

– Они не могут, не имеют права за это арестовывать! Во всех армиях мира человек, если он уже не может, обязан сдаться в плен, чтобы сохранить свою жизнь. Эту жизнь ему дал Господь, а не Сталин! Ваш Сталин может только отнять жизнь!

– Тихо, что ты! – Сан Саныч встал и прижал ее к себе. – Если бы мы сдавались, мы никогда не победили бы.

– А вы не сдавались?! – Николь оттолкнула его от себя, слезы текли по щекам. – Целыми дивизиями и еще больше! Нина два раза в окружении была. И не говори, что ты этого не знаешь! Все это знают! Вы русские совсем ненормальные – не хотите знать про себя правду! Вы – идиоты! Врете сами себе!

Она смазала слезы, нахмурилась, села, собрав в кулак передник.

– Сделать ничего нельзя? Только убежать? Может, она и сейчас убежит? – Николь глянула на Белова, будто ища поддержки, и тут же отвернулась. – О, как я ее люблю и уважаю! Почему у вас всех хороших людей надо обязательно арестовывать?

По лесенке зашуршали шаги, Фролыч встал в дверном проеме:

– Тебя в комендатуру требуют… – старпом смотрел угрюмо. – Не говори там лишнего, Сан Саныч.

Белов нахмурился, открыл шкаф и достал шинель. Одинокий орден блеснул рубиново. Он посмотрел на него, отцепил и бросил в ящик стола.