Гордон Чайлд - Арийцы. Основатели европейской цивилизации

В этих гимнах перед нами предстает молодая и энергичная раса, только что преодолевшая горы и овладевшая жаркими равнинами Северной Индии. С традиционной точки зрения, они все еще находятся в Пенджабе, хотя совсем недавно они вышли с территории нынешнего Афганистана. Реки, расположенные к западу от Инда, и район Гандхары все еще находятся в поле зрения их сказителей. Джамна (Джамуна) упоминается в Ригведе трижды, Ганг дважды, но это могут быть и более поздние вставки, часто упоминаемая в ней река Сарайя может быть Оксом (теперь Сыр-Дарья). Южная часть Индии создателям Ригведы совершенно неизвестна. Соответственно предполагается, что центр арийской Индии в ведические времена находился в Пенджабе. По всей видимости, экспансия в восточном направлении началась позднее, во времена появления брахманов. Они представляют собой литургические и эпические тексты, составленные в основном в прозе, и, судя по их языковым особенностям, а также отраженным в них социальным и религиозным идеям, они были созданы спустя значительный промежуток времени после Ригведы. По отношению к Ведам они занимают такое же положение, как и Гесиод по отношению к Гомеру. Все они созданы еще до распространения буддизма и предшествуют завоеванию южной части Индии. Следовательно, Ригведа была создана вскоре после 1400 года до н.э., и вторжение ариев в Индию относится примерно к тому же времени.

Недавно вызов этой традиционной точке зрения был брошен сразу с двух сторон. Паргитер считает, что проникновение ариев в Индию началось задолго до составления ведических гимнов. Он с сожалением отмечает, что распространенное у европейцев представление основано преимущественно на традициях касты брахманов. Но существует и иная традиция, распространенная у касты кшатриев, или правителей. Именно к ней и обращается Паргитер, хотя он и признает, что дошедшие до нас версии относятся к позднему времени. Изучение генеалогий правителей привело упомянутого автора к заключению, что арии, отождествляемые им с народом айла, или лунной расой, вторглись в Индию скорее ближе к началу, чем к концу 2-го тысячелетия до н.э. и через центральную часть Гималаев, а не через Гиндукуш. По его мнению, их древнейший центр располагался в верховьях Джамны и Ганга, а занятие ими территории Пенджаба и создание Ригведы относится к более позднему периоду и связано с экспансией в западном направлении. Затем, следуя интерпретации Джакоби имен из Митанни, Паргитер предполагает, что эта же самая волна распространилась еще дальше на запад — в Месопотамию.

Если согласиться с подобной версией проникновения ариев в Индию, главная из затронутых в этой книге проблем приобретает совершенно иной аспект. Но с географической точки зрения переход через Гималаи предполагает значительные трудности, которые к тому же ощутимо усложнили бы контакты с иранцами. Кшатрийскую традицию, на которой вся эта теория основана, вряд ли можно считать достоверной. Традиционная точка зрения на самом деле основана не на жреческой традиции, воплощенной в эпических текстах, а скорее на анализе содержания самой Ригведы. Последний источник вызывает доверие, поскольку исторические и географические ссылки в гимнах встречаются только эпизодически и выглядят весьма достоверно; например, в Ригведе касты вообще не упоминаются, и жрец полностью зависит от великодушия своего правителя. Однако то же самое нельзя сказать относительно кшатрийской традиции, которая в письменном виде датируется временем (возможно, не ранее 200 года до н.э.), когда мифы создавались уже в течение многих столетий и призваны были обслуживать династические интересы. К ним требуется даже более осторожный подход, чем к рассказам о гомеровских героях, которые можно найти у поздних логографов и римских поэтов. Так что традиционная точка зрения все еще выглядит более убедительной.

Однако в последние годы она была оспорена и с другой стороны. Брюннхофер и некоторые другие исследователи утверждают, что местность, описанная в Ригведе, больше соответствует не реалиям Пенджаба, а скорее Афганистана или Ирана, и это мнение в последнее время было поддержано Хьюзингом. В таком случае проникновение ариев в Индию следует относить к гораздо более позднему времени, чем это обычно предполагается. Брюннхофер главным образом основывается на идентификации народов, упомянутых в Ригведе, с племенами, населявшими некогда территорию Афганистана, и упомянутых в надписях Дария или у более поздних греческих авторов [9]. Но его взгляды не получили широкой поддержки среди индологов. Некоторые из его отождествлений выглядят нелепыми с фонетической точки зрения, но часть из них на самом деле требует объяснения; упоминание в Ригведе о народе Parthava давно вызывает затруднения вследствие формальной идентичности слова с древнеперсидской формой названия Парфии, а отождествление с Parsu в качестве прилагательного, подобно иранскому произношению названия как Tirindira, делает перевод «персидский» очень соблазнительным. Кроме того, нет ни малейших сомнений относительно фонетического отождествления ведических названий Sarasvati с персидским Hara’uvatiš и Rasa со среднеперсидским Ranha.

Не вызывает сомнений и факт переноса названий рек, протекавших в Иране, на реки, протекавшие в Индии. Но большинство других рек, упомянутых в Ригведе, являются сугубо индийскими реками, которые носили те же самые названия и в более поздние времена [10]. Если мы вслед за Брюннхофером предположим, что все эти названия восходят к названиям жалких ручейков, протекавших на территории Сеистана, и были перенесены в Индию, это потребует даже гораздо большего пересмотра всей топографической номенклатуры, чем того требует ортодоксальная концепция. Это допускает признание формальной идентичности Sarasvati и Hara’uvatiš, но также и предполагает признание того факта, что индийцы ведических времен присвоили название ручейка, протекавшего к западу от Гиндукуша и некогда известного им и иранцам, главной реке их новой родины Инду (Sindhu как раз и означает «река»). То же самое можно предположить и относительно речушки, носящей ныне название Сарасвати, небольшого восточного притока Сатледжа, который теперь почти занесен песками.

Доля истины, лежащей в основе этой теории, заключается в реальности существования периода индоиранского единства, в пользу которого мы уже приводили ряд доказательств и который должным образом объясняет все только что отмеченные явления. Но этот же самый элемент истины мощно работает против теории Паргитера и подтверждает традиционную точку зрения. Он вполне мог бы принять курьезную теорию Дармштетера и считать всех ведических богов, а также обряды, известные авторам Авесты, заимствованными от индийцев, которые, по его мнению, вышли из Пенджаба в XV столетии до н.э. Будет ли он также связывать заселение территории Ирана ариями с теми же самыми переселенцами? В этом случае он должен был бы принять довольно большую группу населения. Но у нас очень мало примеров, если таковые вообще имеются, таких крупномасштабных переселений из Индии; напротив, все народы в исторические времена как раз стремились переселиться в эту страну. В рассматриваемый период перед ариями открывалась перспектива колонизовать всю южную часть Индии. Почему тогда они должны были преодолевать горные перевалы Афганистана, чтобы затем блуждать по суровым плоскогорьям Ирана? Кроме того, общий для индоевропейских народов драконоборческий миф — Индра и Ахи в Ригведе или же Атар и Ази в Авесте — по всей вероятности, изначально появился в Месопотамии. Сосуществование индийцев и иранцев где-нибудь в пределах сферы вавилонского влияния объясняет появление арийской версии этого мифа по обе стороны Гиндукуша.