Дмитрий Марущенко - 10 лет благоденствия. Том I

– Государь! – начал вдруг официально Орлов, будто читал доклад. – Во время дерзкого и непростительного нападения врага на священное наше отечество, военная служба являлась самым действенным, полезным и важным способом послужить своей родине. Но сейчас, когда враг разбит, военное время прошло. Нет более на свете такого глупца, способного так серьезно навредить России, что единственной ее заботой будет одна оборона и победа врага. Внешние враги остались, но для победы оных необходимо внутреннее преобразование нашей империи.

– Уж не собираешься ли ты меня учить, Орлов? – громко и нетерпеливо перебил генерала государь.

– Никак нет, ваше величество.

– В последнее время, – сказал чуть тише император, – мои советники стали производить слишком много советов. Самое интересное, что советы полюбили давать те люди, которых я в советники не назначал.

Александр отошел от Орлова к окну, мельком посмотрел в него и, не поворачиваясь к Орлову, проговорил:

– Вы правы, господин Орлов, что мы не можем рассчитывать на ближайшие времена на сильные потрясения, которые могут доставить нам соседние государства. За последний десяток лет границы наши порасширились, отчего мы теперь обладаем самыми лучшими и выгодными границами. Возьмём от самого севера.

Император как-то оживился, повернулся к Орлову, пошел ему навстречу, по пути продолжая свои рассуждения.

– Ботнический залив есть непреодолимая стена, а в окрестностях Торнео нападений бояться нам не должно, потому что там ходят одни олени и лапландцы. Мысль Петра Великого была, чтобы иметь границею Ботнический залив, но ему не удалось привести оного в исполнение. Обстоятельства заставили нас вести войну со шведами, и завоевание Финляндии имело уже для России величайшую пользу; без оного в 1812 году не могли бы мы, может быть, одержать успеха, потому что Наполеон имел в Бернадоте управителя своего, который, находясь в пяти маршах от нашей столицы, неминуемо принужден бы был соединить свои силы с Наполеоновыми. Мне Бернадот несколько раз это сказывал и говорил, что он имел от Наполеона предписание объявить России войну; Бернадот же знал, что, хотя мы и могли иметь в войне неудачу, но что чрез несколько лет мы опять бы восстали, или по смерти Наполеона, или от перемены обстоятельств, и, укрепясь собственными силами своими, отомстили бы шведам. Теперь взглянем мы на нашу европейскую границу. Польское царство послужит нам авангардом во всех войнах, которые мы можем иметь в Европе; сверх того, для нас есть еще та выгода, что давно присоединённые к России польские губернии, при могущей встретиться войне, не зашевелятся, как то бывало прежде, и что опасности сей подвергнуты Пруссия, которая имеет Позен, и Австрия, у которой есть Галиция. Этим счастливым положением границ наших обязаны мы Промыслу Божию, и Он поставил Россию в такое состояние, что она более ничего желать не может. Посему она имеет беспристрастный голос в политических делах Европы, подобно как в частном быту человек, которому не остается ничего желать, всегда откровеннее и призывается другими в посредники. Это дало нам большой перевес в Венском конгрессе и в Париже, как во время первого, так и второго нашего там пребывания.

Орлов не решался вставить свое слово и перебивать речь государя, но, как Александр закончил, непременно сказал:

– Я боюсь, как бы сама Польша не оказалась авангардом своих собственных революционных кутежей, которые смогут доставить массу проблем России.

– Польша это и есть теперь часть России, – утвердительно сказал император. – И с чего им восставать? Революции народов устраиваются для свободы, для конституции. У Польши этих свобод больше, чем в любой части не только Российской империи, но и Европы. Конституция у нее есть, у них даже собственное войско есть. До сих пор меня встречали там радушно, и ни одного худого слова в адрес себя или России я не слышал. О разделении Польши не может быть и речи. Это противно чести и самим выгодам России, и каждый разумный человек в России и Польше это понимает. К тому же, было бы что там разделять, она и так разрезана на три, даже на четыре части, если брать вольный Краков.

Государь встал прямо перед Орловым и прямо глядя ему в глаза сказал:

– Не думайте, господин Орлов, что вы можете знать, как лучше поступать в таких великих делах, касаемых два царства – Российского и Польского. Не думайте, что вы имеете право давать мне ваши советы. Помните ли вы, как подавали подписку через Васильчикова?

– Это было не столь давно, конечно я помню.

– Мне подал её генерал Васильчиков, потому ему более всех и досталось. Вас же я тогда решил не трогать, я думал, что вы лишь случайно подписавшийся в очередной мечтательной подписке. Но теперь я знаю, что вы имеете одну записку на моё имя, обращённую против моей политики в Польше.

– Я не имею таких записок, ваше величество.

– Нынешние преобразования Польского государства есть единственный путь становления и обретения счастья этого народа. Объединение этого заблудшего народа с его спасителем, с русским народом, послужит с пользой для обоих народов. Они слишком долго враждовали, но под единым управлением, под одной короной, они объединятся и вынесут одно лишь благо в общем союзе. Я сделал то, что мог сделать еще Иван Грозный. И не надо мне в этом мешать.

– Ваше величество! Но я и не думал этого делать.

– Вы же, только приехав в Петербург, не знаете, что о вас говорят здесь?

– Что бы вам не рассказывали, я уверен, всё это ничем неподтвержденные слухи.

– Петербург без сплетен, как Нева без воды. И я также уверен, что, находясь год в Париже, вы не заразились обманчивыми и ложными идеями, противными русскому народу и нашему духу, и что эти слухи действительно ни на чем не основаны. Двор с гвардией отправляется на следующей неделе в Москву, и перед тем завтра дается маскарад в Аничковом дворце. Приглашаю Вас. Как раз прогуляетесь в высшем русском свете, в котором не были столько лет! Отдохните пока…

Орлов шел к императору затем, чтобы узнать, куда он его определяет служить в России, но никак не ожидал, что он устроит ему здесь допрос о записке, черт знает как ставшей ему известной. Дальнейшая судьба Орлова так и не была еще решена. Царское Село Михаил Орлов покидал в подавленном, глубоко задумчивом виде. Отношение государя к нему поменялось не в пользу Орлова, и Орлов даже не представлял, что его ожидает. И пока государь думал о его определении, Орлов мог заняться собственными личными делами.

Грандиозный маскарад в одном из красивейших замков Российской империи, отданному великокняжеским новобрачным, пестрел разными цветами, шелестел платьями дам, гудел от светских разговоров и журчал дамским смехом. Одни представлялись в роли шута, другие в виде ведьм, третьи – в виде ангелов, четвертые – в виде мифических существ из древнегреческих мифов, а некоторые умудрялись совмещать в своем костюме сразу два амплуа, порой прямо противоположных и потому ужасно смешных. Разнообразию костюмерской фантазии не было предела, а актерским талантам, которые так славно воспитывает светское общество с привычным ему лицемерием, здесь и сейчас открывалось настоящее раздолье.