Дмитрий Марущенко - 10 лет благоденствия. Том I

– Их не более русских, Никита Михайлович, – поправил Матвей. – У вас двоих какая-то странная нелюбовь к немцам. Вас надо женить на немках, сдружить с этой нацией.

Над шуткой Матвея посмеялись лишь брат Сергей и князь Трубецкой, Александр Муравьев же, оставаясь абсолютно серьезным, сказал:

– Я еще думаю, что за гвардией дело не остановится, и общество можно будет распространить и в Армии.

– Я даже знаю, кто у нас послужит агентом в нашей армии! – сказал Никита.

– Право? И кто же? – вопросил Матвей.

Никита пристально и с воодушевленной улыбкой посмотрел на Якушкина.

– Я совсем был занят своим переводом, – сказал Якушкин, – и как-то совсем позабыл об этом рассказать.

– Странное это дело, – сказал Александр. – Когда любой солдат желает служить в лейб-гвардии, вы из нее бежите! Хотя Никита прав, наш друг Якушкин послужит нам благим и верным делом.

– Вашего общества еще нет, – сказал Матвей, – так что не в чем и некому нашему другу Якушкину помогать.

– Для начала нужно выработать идеи, – сказал Трубецкой. – Иметь ясную цель, ради которой создается общество.

Александр:

– Хорошо, давайте подумаем, что нам не нравится, как мы это собираемся исправлять, и почему мы берем на себя право исправлять то, против чего другие не могут или не хотят восставать? Отсюда сразу и выльется весь статут общества.

Якушкин:

– Нам не нравится, что народ Российской империи, самой большой и великой державы в Европе и мире, находится в самом ужасном состоянии. Один человек берет неизвестно откуда не принадлежащее ему право угнетать существо, подобное ему самому, распоряжаться с ним как с предметом неодушевленным.

Трубецкой возразил:

– Иван Дмитриевич, ты не прав, говоря, что передается неизвестно откуда не принадлежащее ему право. Право это ему принадлежит, но дело не только в законе, разрешающем обходится с крепостными как с животными, но дело в традиции. Это ужасная, противная Богу и Его учению традиция, передающаяся из поколения в поколение. Отношение дворян к крепостным как к животным закладывается с самого детства.

– Согласен! – сказал Сергей Муравьев-Апостол. – Начальник не должен относиться к подчиненному свысока, офицер не должен смотреть на солдата как на свою собственность. Под эполетами человек так и остается человеком, а размер этих эполет зависит от его опытности и умения. Мужичку должно слушаться офицера из-за его опытности, а не из-за его имени и происхождения. Мы все происходим от Адама, все мы потому и равны.

Александр:

– Итак, первый пункт – это постепенное, но скорейшая отмена крепостного права. Это, может быть, самая масштабная и явная проблема нашего государства, но в обществе и в самом правительстве есть и другие серьезные недостатки. Например, вспомните знаменитый указ Елизаветы Петровны: «Возболело материнское сердце наше, когда достигло нашего слуха, что в земле российской в народе благочестивом начинает распространяться более и более зло, называемое лихоимством».

– Ну тут уже дело не в законе, дело в самом деле в одной только традиции, – сказал немного сомневающимся голосом Якушкин.

– Сложно искоренять в человеке то, благодаря чему он привык существовать, – сказал Александр. – Это лихоимство, это взяточничество, поборничество настолько уже давно вжилось в чиновничье сословие, что выдернуть это из их философии не представляется возможным.

– Но почему же, – вопрошал Никита, – почему же, если у нас не возникло сомнения, что можем убедить дворянское сословие в необходимости освобождения крестьян, почему нам тяжело поверить, что также возможно воспитать в них чувство долга и необходимость оставаться преданным законам чести и морали?

– Честь и мораль у чиновника? – усмехнулся Матвей. – Да Вы, видимо, шутите, Никита Михайлович!

Все, кроме Никиты засмеялись.

– Не стоит над этим смеяться! – сказал он, нисколь не смущаясь над смехом товарищей. – Чиновники состоят в основном из дворянского племени, а дворяне более всех остальных имеют высокое образование. А образованный человек не может жить в государстве и осознанно причинять ему и его народу вред.

– Никита, ты не прав в каждой своей мысли, – сказал Александр. – Дворяне ничем не отличаются от остальных людей, среди них есть и замечательные личности, а есть надутые болваны, с которыми ничего нельзя сделать. У нас почему-то получается, что последние чаще всего оказываются в числе правительственных людей. Будто этому правительству и не нужны люди инициативные, а нужны лишь марионетки. Но марионетки нужны только в том случае, когда правительство знает, что делает и жаждет своего немедленного исполнения воли. Но оно не спешит с этим.

– Значит, мы должны ему помочь.

– Помочь правительству? – вмешался Сергей Муравьев. – Да тебя за такую дерзость сразу отправят в крепость! Стоило нашей артели закрыться, так вы решили воспротивиться этому высочайшему приказу! За непослушание нас всех вышлют из гвардии! А я этого не хочу.

– Ты зря беспокоишься, Сергей, – сказал Александр. – Это правда, что артель в Семеновском полку твоем закрыли по приказу его величества. Я сам удивился этому, ведь это закрытие говорит лишь о том, что император не хочет распространения образования в армии. И повторное открытие подобного общества вполне вероятно приведет к жестокому наказанию. И поэтому мы и решили, что общество наше будет тайным.

– Не думаю, что Александр против образованных офицеров и солдат, – сказал Трубецкой. – И не уверен, что есть необходимость прятаться от кого-либо. Александр Павлович благоволит просвещению, он ведь даже увлекся ланкастерными школами в армии. А закрытие Семеновской артели связано может быть с чьими-то интригами. Может быть, кто-то из вас там дорогу перешел.

Александр будто не слышал Трубецкого и высказывал уже совсем иную мысль:

– Мы все должны сделать так, чтобы в наше общество входили люди способные, высокой нравственности и самых честных правил, сильной воли и нравственностью твердой, способные оказать влияние на окружающих своим авторитетом, а у начальства вызвать внимание и тем самым быстро продвигаться по карьере. Лучше бы нам всем не просто читать эти пустые газетенки из Франции и Англии, но самим учиться и вникать в политические науки. Инициатива, которую мы предпринимаем и та ответственность, что мы собираемся нести, не может быть необразованна и лишена знаний. Мы богаты практическими знаниями, мы все были во Франции, мы освобождали от тирании всю Европу, город за городом. Но в теории мы слабы и являемся полными невеждами. Некоторые из нас слушали курсы в Европе, даже знакомились с известными философами, но это все баловство. Мы должны сами себя воспитать и воспитывать друг друга.