Ильяс Есенберлин - Заговоренный меч

— Ханум, приведите трех наших гнедых на поминки. Мне хочется пустить их вместе с Тарланкоком…

Семнадцатилетней девушкой выглядела четвертая жена хана, хоть было ей уже больше тридцати лет от роду. Она взглянула на хана из-под густых ресниц каким-то особенным, присущим лишь ей одной взглядом и ответила:

— Не нужно этого делать, дорогой мой хан. Это такие замечательные кони, что все они придут первыми. Вот было бы смешно, если бы так получилось. Весь интерес бы у людей пропал… А кроме того, невозможно сейчас выставить их на скачки. Средний гнедой захромал, его вчера смотрел костоправ Кабылбай. Две же другие лошади тоже не смогут бежать, потому то приучены быть вместе, как лебеди…

— Что же, ничего не поделаешь! — согласился с ней хан.

В ту же ночь молодой батыр Саян вместе с приставленными к нему двумя аргынами бежал на этих лошадях куда-то к Сыгнаку. По степи, как водится, пополз распространяемый недругами слух: «Каков счастливец этот Саян-батыр!.. Не только успел попользоваться молодой ханшей, но и трех его лучших скакунов угнал… Ловко обесчестил он нашего хана!»

Слухи, конечно, передавались шепотом. Но, как говорится, самый тихий шепот услышит бог, а что известно богу, то передаст он людям. Само собой разумеется, слух быстро достиг ханских ушей. Да и сам Абулхаир уже заподозрил неладное…

Вспоминая об этом, хан Абулхаир в бессилии стискивал кулаки и готов был растоптать весь мир. Но благоразумие брало верх, и он опускал руки с колокольчиком, которым хотел уже вызвать палача. Через везира Бахты-ходжу он выяснил, что ханский коновал Кабылбай канануне не осматривал его гнедых лошадей. По всему получалось, что Рабиа-султан-бегим для чего-то лгала ему. А для чего — всему миру известно, кроме обманутого мужа.

Интересно и то, что вначале коновал подтвердил слова ханум, и лишь ученики его рассказали, что Кабылбая в то время не было в городе. После этого и сам он признался во всем. По-видимому, ханум подкупила его или обещала одарить. Хану и в голову не могло прийти, что его верный везир мог все переиначить или что ученики могли в своих интересах оговорить коновала Кабылбая…

Как бы то ни было, все это раскаленным железом жгло душу хана Абулхаира. Он уже нисколько не сомневался в измене жены. Из любви к красавцу Саян-батыру пошла она на все: подкупил стражу, обеспечила лучшими ханскими лошадьми, лгала и выкручивалась перед мужем.

И все же хан простил бы ей все, как прощал до сих пор, если бы не одно обстоятельство, которое начало проясняться при расследовании побега Саян-батыра. По донесению Бахты-ходжи получалось, что именно Рабиа-султан-бегим настояла, чтобы охрану Саян-батыра поручили джигитам из рода аргын. Это означало, что она уже снюхалась каким-то образом с мятежными аргынскими султанами Джаныбеком и Кереем!..

Что же, когда все подтвердится окончательно, рука его не дрогнет. Он отомстит так, что черное пятно позора ляжет на всех тимуридов. Если они потомки Железного Хромца, то он — чингизид и докажет им, чья честь дороже!..

Что может быть позорней для жены, чем якшаться с кровными врагами своего мужа!.. Такого обвинения достаточно, чтобы лишить жизни любимую женщину, потому что во всех преданиях клеймятся такие жены. И надо придумать для нее такую казнь, какой еще не применял никто. Пусть в веках останется рассказ о ханской мести, тогда все забудут другие, позорные для него слухи, которые гуляют сейчас по степи Дешт-и-Кипчак…

Чернее тучи ходил хан Абулхаир по ковру и придумывал казнь для своей прекрасной жены. Самое же любопытное заключалось в том, что достойная Рабиа-султан-бегим, скорее дочь своего великого отца — ученого Улугбека, чем правнучка жестокого Тимура, и в мыслях не совершала всего того, в чем подозревал ее державный супруг…

Верно было то, что просила она у хана место аталыка для молодого батыра Саяна, верно и то, что именно она помогла ему бежать, но сделано все это было совсем из других побуждений. Их трудно было понять везиру Бахты-ходже или ослепленному неправедным гневом хану Абулхаиру.

А хан, сколько ни думал, не мог придумать ничего лучшего, чем отрубить голову неверной жене. Особая прелесть этой казни для него состояла в том, что сделано это будет по закону, установленному ее же прадедом Тимуром, — поистине ханская месть. Абулхаир даже позволил себе улыбнуться, подумав об этом…

Из всех законов, установленных на казахской земле завоевателями, самым страшным и жестоким после чингисхановских был «Свод законов о преступниках», составленный Тимуром. А среди статей этого свода выделялась статья «О наказаниях для детей, преступных перед матерью, и для матерей, преступных перед своими детьми»

Дети сами должны были выбирать род казни для своей матери. Что можно было придумать более изощреннее по своей жестокости? Еще чудовищнее выглядело такое наказание, если мать ни в чем не виновата перед детьми, а наказывают ее из-за козней и клеветы.

"Если мой Суюнчик убедится в виновности своей матери, то он, не задумываясь, приговорит ее к смерти! — размышлял Абулхаир. — И пусть он первый бросит камень… Да, да, пусть древняя казнь постигнет беспутную жену!.. Камнями пусть забросают ее. Вслед за сыном начнет метать в нее камни охочий до этого импрам. Толпе тоже понравится, что хан применяет по отношению к собственной жене освященную веками казнь!..

Это будет достойная месть! На всех тимуридов ляжет несмываемый позор за то, что воспитали такую бесчестную дочь. Но ведь и мой Суюнчик отчасти тимурид! Ну и пусть. Даже если правда все о Рабиа-султан-бегим и нет в сыне моей крови, дело не в этом. Главное, что прекратится влияние на него опозоренных родственников со стороны матери, и он как мой сын будет управлять моей Ордой. Конечно, если это будет угодно богу!.."

Но нет сомнений быть не может, что Суюнчик — его кровный сын. Ему это, в конце концов, известно точнее, чем всем болтунам, вместе взятым. И не потому погибнет Рабиа-султан-бегим, что плотски изменила мужу. Жила бы она и здравствовала, если бы не заглядывалась в сторону аргынских султанов. Жена обязана быть частью мужа в его ненависти к врагам. И чтобы сохранить потомство Шейбани на троне хана Узбека, следует быть беспощадным. Жертвуют ушами, чтобы сохранить голову!..

«А что, если не захочет приговорить родную мать к смерти мой сын Суюнчик?.. Но имеется ведь и другой сын — Кушкинчик… Нет, именно по приговору Суюнчика, которого она любит сильнее, встретится она со смертью. И я его люблю сильнее первого сына. Так будет ей тяжелее, а мне приятней. К тому же больше будет влияния у Суюнчика, когда займет он престол. Во что бы то ни стало следует склонить его к вынесению смертного приговора матери. Семя Чингисхана и Хромого Тимура в нем, и не должен он с юных лет знать, что такое жалость. В этом и заключается вся мудрость управления слабыми людьми!..»