Ильяс Есенберлин - Хан Кене

Когда Конур-Кульджа предрек, что Кенесары передушит врагов каждого в своей берлоге, Есиркеген невольно нахмурился. Заметивший это ага-султан с удивлением воззрился на него. Мог ли он знать, что именно из русских школ, в одной из которых учился племянник его младшей жены, и выйдут в будущем как раз самые опасные люди — революционеры, а Есиркеген будет одним из них…

Десять джигитов сопровождали ага-султана в Омск. Хотели выехать до полудня при хорошей погоде, но подул холодный ветер из Сары-Арки, и небо стало заволакивать тяжелыми тучами. К Конур-Кульдже вошел телохранитель:

— Ага-султан, к вам какой-то человек!

— А откуда он?

— Отказывается назваться и желает говорить только с вами…

— Впусти, но оружие отбери!

С тех пор как убили Чингиса, он стал бояться незнакомых посетителей. Кенесары мог подослать к нему убийцу в любой момент, и теперь каждого, входящего к ага-султану, обыскивали.

Конур-Кульджа ожидающе смотрел на дверь. Вошел бледный худощавый джигит с синими глазами. Есиркеген вздрогнул от неприятного холодного взгляда вошедшего.

— Ассалаумагалейкум! — склонился тот в поклоне.

— Уагалейкумассалям… Говори, зачем пришел!

Это и был Самен, тайный человек Ожара…

Конур-Кульджа понял это, мельком взглянув на пояс джигита. Нож и чакча висели у него слева, а не справа, как обычно. Есиркеген перехватил взгляд ага-султана и удивился.

— А где же сам хозяин? — спросил Конур-Кульджа.

— Сам он в отряде Байтабына и не мог приехать даже на день…

Джигит не стал продолжать и показал глазами на Есиркегена. Но Конур-Кульджа разрешающе махнул рукой:

— Говори, это свой человек, родственник…

— Важное сообщение! — Джигит явно был взволнован. — Кенесары послал против вас два сильных отряда во главе с Агибаем и Байтабыном. Отряд Агибая уже в ущелье Каражар и завтра выступает на Каркаралы. Они хотят угнать табуны ага-султана Жамантая. Кенесары зол на него за то, что колеблется…

— А куда идет отряд Байтабына?

— Я в отряде Агибая… Отряд Байтабына идет позади и будет к рассвету здесь. Кенесары послал его за вашими оставшимися лошадьми.

Конур-Кульджа побагровел.

— Сколько же их?

— Человек по сорок в каждом отряде.

— И всего столько-то! — грозно нахмурился ага-султан. — Совсем обнаглел этот разбойник. Нет, пора показать им, что со мною шутки плохи… Говоришь, они в ущелье Каражар?

— Да, завтра мы идем на Каркаралы, а они — сюда. Немного времени выделяется для отдыха…

Конур-Кульджа кликнул рассыльного и велел вызвать начальника туленгутов Асылгерея.

— Они знают, где пасутся мои лошади? — снова обратился он к Самену.

— Знают все… Мне тот сказал, кто послал.

Есиркеген теперь все понял. Значит, в стане Кенесары есть глаза и уши ага-султана. Но что это за люди, он не решался спросить.

— Где думает Байтабын отыскать моих лошадей? — спросил Конур-Кульджа, все еще не веривший, что мятежники смогли разгадать его хитрость.

— На Есиле, где поворот к Иртышу.

Конур-Кульджа грязно выругался.

— Как все же узнали они про это?

— Тот человек сам не мог вырваться из отряда. У меня к вам есть еще одно дело.

— Можешь говорить! — еще раз разрешил Конур-Кульджа.

— Где-то здесь скрывается в камышах некий Абдувахит, Кенесары велел ему принести вашу голову…

Ага-султан подскочил от испуга:

— Какой Абдувахит?

— Ваш бывший туленгут. — Самен оскаблился. — У него дочь по имени Кумис…

Земля слухом полнится. Есиркеген уже слышал краем уха историю насилия над Кумис. К тому же еще в прошлом году,отправляясь на учебу и проезжая владения Конур-Кульджи, он обратил внимание на красивую дочку туленгута. Есиркеген даже попросил у нее напиться кумысу и долго не хотел уезжать от их юрты. Когда донеслась до него весть об этом насилии, он почувствовал себя так, словно надругались над его сестрой. И вот теперь приходится сидеть рядом с этим насильником и выполнять вдобавок все его приказания!.. Дорого дал бы юноша, чтобы бросить в лицо ага-султану все, что он думает о нем…

Вошел начальник туленгутов ага-султана, высокий черноусый Асылгерей. Конур-Кульджа подробно пересказал все услышанное от Самена и приказал немедленно выступать в ущелье Каражар.

— Самое главное — не пропустить Агибая в сторону Каркаралы и захватить его врасплох на месте! — Ага-султан опустил волосатый кулак на ковер. — А о нашей помощи расскажет Жамантаю вот этот юный джигит, Есиркеген.

Есиркеген молча кивнул.

— Расскажешь ему все, что слышал. — Конур-Кульджа теперь обращался прямо к Есиркегену. — Пусть знает, кто враги его, а кто друзья. И предупреди: если Кенесары взялся за него, то уж не остановится. — Он снова повернулся к Асылгерею: — Засядь с сарбазами на пути к табунам. Окружи отряд Байтабына, и чтобы ни один не ушел живым! Пока я возвращусь, разыщи и посади на цепь Абдувахита. Наказывать буду сам!

— Может быть, отложите на время поездку в Омск, мой султан… — В голосе начальника слышалась неуверенность. — Под вашим водительством мы бы скорее справились с ними…

— Если вы не рискуете сразиться с какой-то полусотней разбойников, то зачем тогда оружие носите! — возмутился Конур-Кульджа, но было хорошо видно, что он до смерти напуган известием о прятавшемся в тугаях Абдувахите.

Препоручив все важные дела Асылгерею, Конур-Кульджа, несмотря на непогоду, в тот же день отправился в Омск. По дороге он дважды в день менял лошадей у таких же, как он сам, богатых соседей и на четвертое утро был уже на месте.

Часто бывал Конур-Кульджа в этом городе, не раз встречался здесь с именитыми царскими сановниками. Два таких случая были особенно ему приятны. Первый произошел в 1829 году, или в год коровы по-казахски, когда праздновали сорокалетие Омской школы военных толмачей. Сам Сперанский, автор положения о сибирских киргизах, присутствовал на торжестве. Первое офицерское звание штабс-капитана присвоено тогда было Конур-Кульдже. Теперь он подполковник…

Второе, что запомнилось ему, было открытие Омского кадетского корпуса в позапрошлом году. Огромное четырехэтажное здание все сияло огнями. Князь Горчаков выделил Конур-Кульджу из всех ага-султанов, дважды прошелся с ним под руку через весь ярко освещенный зал. Другие ага-султаны чуть не лопались от зависти.

Статные, безупречно одетые офицеры кружили в вальсе своих дам. Князь перевел взгляд на группу одетых в одинаковую форму казахских юношей — сыновей всех этих приглашенных биев и султанов.

— Через двадцать пять лет они будут такими же блестящими офицерами! — сказал он. — Все киргизы станут другими…

Конур-Кульджа, хоть и соглашался всегда с начальством, на этот раз не мог скрыть своего сомнения: