Юрий Швец - Рок. Лабиринт Сицилии. Книга первая

Так глубоко мыслил Массилий, когда Кассий, вдруг, открыл глаза, посмотрел на него и спросил:

– Где лошади?

– Стоят у палатки, как ты распорядился! А это, – Массилий держал в руках два кувшина, – я хотел прикрепить к крупу твоей лошади тебе в дорогу, Кассий, – подытожил он.

– Оставь себе начатый, – сказал Кар и увидел счастливое сияние глаз Массилия. – Вечером вас должны сменить! Проследи, чтобы все привели в порядок оружие и амуницию. Встретимся в лагере, – говорил Кассий, выходя из палатки.

Он не спеша поправил сбрую коня. Массилий же привязывал кувшин к крупу коня, с другой стороны.

– Массилий, – садясь на лошадь, сказал Кар, – мы с тобой служим вместе уже шесть полных лет. И ты знаешь, что если мне ставится задача – я её выполняю! Так вот, твоя задача привести манипул в лагерь, в, соответствии Воинскому уставу, порядке. Спрос с тебя!

– Не волнуйся, Кассий, клянусь дарами Бахуса, находящимися в этом живительном сосуде! Всё будет в строгом соответствии с твоим распоряжением, центурион, – отчеканил Массилий и во время клятвы прижал к сердцу оставленный ему кувшин.

Кассий улыбнулся. Клятва, произнесённая Массилием, была самой священной для этого человека тирадой.

– Да, Кассий, кто были эти двое, в чёрных плащах и капюшонах, сегодня ночью? Их лиц я так и не смог рассмотреть, как ни пытался! – спросил Массилий.

– Арканиты, – вдруг, вспомнил Кар.

И, заметив застывший ужас в глазах Массилия, тронул коня.

Мессина. Оплот двух флотов Рима. Порт-крепость, ставший римским после захвата города наёмниками по приказу Агафокла – тирана Сиракуз. Захватив и истребив в городе всё мужское население, мамертинцы (как они называли себя – дети Бога войны), тут же, отделились от Сиракуз и провозгласили, по сути, первое разбойно-пиратское полисное государство, которое существовало только грабежами близлежащих городов. Сиракузы тут же объявили им войну! Сын Гиероклиса Гиерон разбил мамертинцев на суше. Остатки мамертинцев бежали в Мессину и отправили морем послов просить помощи против Сиракуз в две стороны – Карфаген и Рим. Рим откликнулся первым…

Такова историческая подоплёка причины столкновения двух мегаполисов – Рима и Карфагена! И война идёт, и на суше, и на море уже около шести лет…

За эти годы Мессина преобразилась. Римляне воздвигли прочные крепостные стены, установили осадные машины в ниши крепостных стен. Сами стены обнесли тройным римским рвом с волчьими ямами и ежами. Всё готово к осаде… В порту построены доки различной величины, где строятся и ремонтируются корабли разного предназначения и уровня сложности. Римская военная машина запущена на полную мощь.

Вдоль, торговых причалов, что находятся вне крепостной стены и где стоят десятки кораблей морских торговцев разных народов, едет верхом на лошади центурион Кассий Кар. Он домчался до Мессины за четыре часа, попеременно меняя лошадей и теперь, давая своим скакунам отдохнуть и отдышаться, он, неспешно, двигается к крепостным воротам…

В заливе видны римские боевые галеры, стоящие на якорях вдоль берега залива. Это часть Теренского флота Рима. На одной из огромных гексер находится ставка консула Марка Атиллия Регула. Консул чем-то раздражён и тычет пальцем в тщательно нарисованную карту Сицилии:

– Что вы мне твердите, что главные силы флота Карфагена сосредоточены здесь, у Гераклеи?

– Точнее, у острова Медуз, консул, – вставляет один из военачальников, стоящих вокруг консула.

– Какая разница, Сервилий, – раздражается ещё больше Регул, – а что же за флот атаковал наш конвой с фуражом для конницы у мыса Гиз?! Это под самым носом, Сервилий! Пять грузовых судов с просом и восемь с овсом пошли ко дну! Прибавь сюда четыре квинтиремы сопровождения, которые сожжены греческим огнём, и две – разбиты бортовыми онаграми, кораблей пуннийцев. Клянусь трезубцем Нептуна, ещё две таких атаки и я останусь без конницы! И это здесь, Сервилий, здесь! В месте, где патрулируют и курсируют два римских флота. Два! Сервилий?!

– Но, консул, сейчас время штормов и туманов, карфагеняне, наверное, разделились? они искусные мореходы! Тысячу лет они на море! А мы только тридцать! – вступился за своих Гай Аппий Катулл – адмирал одного из флотов. – Клянусь, Пенатами! Они выскочили из тумана, как злые сирены! И пока мы разворачивались для атаки, скрылись обратно в туман…

– Катулл, мореходы не живут тысячу лет! И по возрасту, им не больше, чем нашим! – отрезает Консул. – А что касается учителей, то у нас они не хуже их – ахейцы, которые плавали в Трою две тысячи лет назад по морю, намного беспокойней этого! – Регул снисходительно посмотрел на адмирала. – Какие вымпелы висели у них на гафелях? Кто-нибудь разглядел?! – И в наступившей, после вопросов Регула, тишине, прозвучал его последний, – Да хоть что-то, кто-то видел?

– Видел, консул! – в каюту ставки вошёл человек с перевязанной рукой, подвешенной за шею.

– Септемий? Ты жив? Но, мне сказали, что ты…

– Утонул? – опережает консула Септемий Бибул, квестор армии Республики, – Нет, Бибула не так просто утопить. Так вот, это был не карфагенский флот, вернее не флот Ганнонов. Это флот Гамилькара! На вымпелах гафелей плескался месяц! – заканчивает он.

– Гамилькар! Здесь? – не верит Регул.

«Впрочем, если „она“ у него, всё может быть!» – мелькает у него же мгновенная мысль.

Планы консула мгновенно меняются, в его глазах царит какое-то возбуждение, выдаваемое блеском глаз:

– Катулл, куда бы ты отошёл, будь на месте Гамилькара? А ну-ка, давай поразмыслим… – Регул приглашает к карте адмирала. Аппий зависает над картой на некоторое время… Он погружается в раздумье. И вдруг выпрямляется:

– Консул, я бы отошёл в большой залив Сиракуз, это, клянусь светом Плеяд, единственное решение, чтобы сбить нас с толку и замести свои следы! Сиракузы наши союзники и там мы искать не будем! Гамилькар попался! – Глаза Катулла сияют убеждённой уверенностью и безудержной радостью.

– То-то же, Катулл! Клянусь молнией Юпитера! Сенат не зря доверил тебе титул адмирала, – консул дружески похлопал Катулла по плечу. – Командуй, адмирал! – приказывает он.

– Так, командиры! – Аппий снова склоняется над картой. То же самое, делают после его слов и другие… Аппий ставит задачи…

«Да, не зря? – думает в это время консул Регул. – Хотел бы я знать, скольким сенаторам заплачено, чтоб они поддержали это решение. Продвижение по службе стало одним из способов обогащения! Любой чин в Республике, – продолжает размышлять он, – стал доступом к потоку финансов, из которого можно выкачать что-то и себе… И все эти Метеллы, Катуллы, Лентуллы и другие выскочки олигархической герусии сабинян давно вступили в этот порочный круг. И кто знает? Было ли решение Ромула о присоединении сабинских родов благом для его города?! Ведь, именно, после присоединения сабинских родов к городу стали множиться эти тайные сборища, о которых сам Регул узнал совсем недавно. Да и смерть самого Ромула весьма загадочна… Может, присоединив этих жадные до власти и золота роды сабинян и став одним из членов какой-то из их многочисленных тайных мистерий, тем самым Ромул встал на свой смертный путь? – Регул горько усмехнулся и продолжил размышления. – А этот квестор Бибул вёз мне фураж, купленный по бумагам вдвое дороже, чем я бы купил его здесь, в Сицилии, у местных греческих полисов! Но консулов к заготовкам не подпускают… Денежные потоки идут через квесторов, утверждаемых Сенатом. Консулов выбирают трибы, то есть плебс. И главная их задача в мирное время – судебное разбирательство, правосудие, а в военное – война. А так как война у нас не прекращается уже больше пятидесяти лет и двери храма Двуликого Януса не закрываются, то все потомки той олигархии сабинян будут распоряжаться золотом Рима по своему усмотрению, оставляя остальным гражданам копьё и меч. Вот всё имущество, на которое они могут претендовать! Впрочем, – подметил Аттилий, – не всем из этих родов нужно богатство?! Катонам нужно другое! Эти имеют несколько другие планы и здесь наши планы пока сходятся, если помыслы Катонов действительно направлены на достижение тех замыслов, которыми они поделились со мной на тайной встрече. Замыслы, которым следовал сам Ромул до своей гибели?! Я, Марк Регул, сделаю от себя всё зависящее, чтобы величие и власть Рима распространилось как можно дальше…»