Юрий Швец - Рок. Лабиринт Сицилии. Книга первая

Веды познаются через живое Слово

Ибо токмо живое Слово

Раскрывает смысл, сокрытый в Ведах.

ДаждьБог

С моря потянуло свежестью. Морской бриз подул вечерней прохладой, бесшумно пробирающейся по изрезанным береговым неровностям, к растущим у устья реки диким зарослям мимозы и гордо возвышавшимся над ними кипарисам. Там, подчиняясь законам природы, прохлада устремлялась на холмистую равнину с небольшими островами зарослей терновника и акаций. Издали, равнина выглядела неравномерно бугристой и оттого напоминала странно вспаханное, и неровно истоптанное поле. По обеим сторонам равнины, с такими же неровностями и буграми, возвышались холмистые возвышенности. Эта странная, возникающая во взгляде со стороны, характеристика местности, притягивала парящих над равниной грифов и беспрерывно каркающих ворон. Они, будто подчиняясь чьему-то, таинственному для человека, зову, слетались сюда со всей округи. Вопрос, о цели, столь многочисленного их собрания, имел решение, если только любопытствующий, приближался к равнине на несколько стадиев. Его глазам, в неярком свете, опустившегося к горизонту солнца, открывалась страшная картина… Над равниной и холмами безраздельно властвовала тень смерти. Тысячи мёртвых человеческих тел лежали вперемешку с мёртвыми или ещё дышащими и хрипящими, пускающими пузыри через ноздри, надувающиеся кровью, бьющимися в агонии лошадьми. Местами мёртвых тел было столь много, что для того, чтобы продвигаться вперёд и не идти по телам, приходилось двигаться по замысловатой кривой, огибая места, где смерть особо яростно утоляла свою жажду. В воздухе стоял солоновато-сладкий запах крови, которую, выполняя несвойственную ей роль, сколько могла, вбирала в себя земля. Теперь, становилось понятным, какой запах, притягивал сюда каркающих пернатых…

От прилегающих с запада к равнине холмов, отделился конный отряд с расписными бело-золотыми штандартами знаменосцев. Отряд, как видно, преодолел немалое расстояние в бешеной скачке. Взмыленные кони, никак, не могли перейти на ровный шаг, били копытами, фыркали, кусали удила, пытаясь отдышаться. Достигнув же края поля и почуяв веянье смерти на ней, они и вовсе вздыбились, отказываясь подчиняться своим наездникам. Гривы их приподнимались, а ноздри тревожно тянули воздух. В голове отряда, просматривалась дюжина воинов, в высоких шлемах с яркими, различными по цвету плюмажами критской работы. Их плащ-накидки, расшитые на италийский манер, были забрызганы кровью так, что севшая на них пыль напоминала комья грязи – так плотно она прилипла к ней. Кожевенные доспехи и поножи греческой работы ярко блестели бронзовыми вставками в лучах вечернего заката солнца. Все были возбуждены… Видимо, горячность прошедшего боя, тревога, нервное напряжение пережитого в течение дня – всё это отразилось на их лицах. Но, постепенно, мысль о великой победе, ещё утром казавшейся фантастически несбыточной, заполняла сердца и разум безудержной радостью и счастьем. Их лица светлели, глаза некоторых наполнились слезами гордости за стойкость своей армии, которая выстояла и победила армию врага, в два с половиной раза превосходящую по численности их собственную. Здесь, были люди разных племён и народностей – смуглые нуммидийцы выделялись не только кожей, но и своими боевыми скакунами с грациозной осанкой и тонкими длинными ногами. Были, здесь, и иберы, на сильных испанских лошадях с мощным крупом, сильными ногами и большими копытами. Также, среди присутствующих, были люди греческого происхождения и очень много сирийцев. По манере держаться, жестикулировать было совершенно очевидно, что это не простые воины, а собранные здесь чьей-то волей командиры различных частей армии. К отряду с разных сторон прибывали новые группы всадников, и всеобщее победное ликование, сливаясь воедино, приобретало звук нарастающего гула…

В это время со стороны холмов появился ещё один конный отряд, численностью, примерно, втрое меньше первого – две с половиной турмы – около сотни всадников. Отряд шёл неспешной рысью, в строгом порядке, по десятку всадников в ряду. Впереди, в сопровождении трёх всадников, выделялся воин в полностью закрывавшем лицо, глухом спартанском шлеме, с плюмажем в виде веера, который своими боковыми концами касался плеч всадника, при каждом шаге его коня. Его серый от пыли плащ был прижат, перекинутым за спину, большим круглым щитом белого цвета, с рисунком морских волн и лежащим на них, перекинутым лодочкой, месяцем. Строгие крепкие кожевенные доспехи воина без каких-либо украшений были аккуратно подогнаны под мускулистое тело. Из всех возможных украшений, на нем была только яркая золотистая фибула, застёгивающая плащ на левом плече. Из чего, можно было предположить, что она ему очень дорога и человек этот левша. Два испанских меча различной длины висели по бокам воина – для конного и пешего боя соответственно. Под воином, была сшитая из леопардовых шкур подстилка, застёгивающаяся на крупе лошади системой кожевенных ремней. Гнедая масть чистокровного испанского скакуна свидетельствовала, что наездник, в своём выборе лошади, руководствуется силой и надёжностью коня, предпочитая эти качества быстроте и грациозности. Именно эта поступь гнедого жеребца заставляла полосатый веер плюмажа его шлема, собранного из белых и чёрных конских грив, то подниматься вверх, то опускаться своими чёрными концами на плечи воина… совершая колебательное движение то вверх, то вниз.

Завидев, приближающуюся турму всадников, группа конных командиров тронулась навстречу, а около тысячи конных всадников, собравшихся за это время, вокруг них, прокричали приветствие, перешедшее в звучный, протяжный рёв, в котором слились воедино человеческие голоса и ржание испуганных лошадей:

– Барка!!!

Им вторили и обслуживающие машины расчёты «скорпионов», которые были прикрыты зарослями терновника и, поэтому, оставшимися незамеченными, а также, появившиеся на восточной окраине поля, стройные каре, возвращающейся после преследования обращённого в бегство врага, пехоты:

– Барка!.. арка!.. арка!.. – Рёв перерос в громоподобный гул, а многократное эхо разнесло его за сотни стадиев вокруг холмистой и бугристой равнины.

Не доезжая ста конских шагов, до группы военачальников, воин в спартанском шлеме, с необычайной лёгкостью, соскочил с коня, перепоручив поводья одному из сопровождающих его ординарцев. Оставшись пешим, он стал выслушивать и давать какие-то распоряжения воинам, догнавшим его, видимо, с донесениями. Дав необходимые указания связным, он двинулся к спешившимся уже соратникам: