Гарри Зурабян - Сошедшие с ковчега

Мало того, в отрезок этого мимолетного оцепенения приходило чувство незавершенности происходящего. Что-то – инстинкт? внутренний голос? – упрямо твердили ему: он, Эдмон Лазорио – не сторонний наблюдатель, волею неведомых законов вторгшийся в чужую по времени реальность. Он – ее свидетель и участник. Однажды ему приходилось в ней существовать: задыхаться от боли, мучиться от бессилия, слепнуть от слез и даже умирать.

Впрочем, в его ощущениях – смутных, не обретших завершенную форму, присутствовала и надежда. Как тяжелый, прочный якорь, она удерживала сознание, не давая его разуму перейти опасную черту, за которой человека нередко ждет корабль-скиталец по океану безумия. Он искренне верил, что когда-нибудь в его жизни наступит момент и он найдет ответы на свои вопросы. Но и в самых смелых желаниях вряд ли мог предположить, что это наступит так скоро. Собственные часы Лазорио шли исправно и точно. Механизм работал. Время отмерялось. Жизнь продолжалась.

…Увидев подъехавшую машину скорой помощи, Эдмон и Марат поднялись. До того хмурые и уставшие, они сидели рядом, погруженные каждый в свои мысли. Теперь лица обоих оживились. К машине они приблизились, когда Софию, положив на носилки, уже собирались отправлять. Мимоходом Лазорио отметил, что даже искаженные страданием, черты лица девушки отличаются необыкновенной красотой. И так же, как у брата, на них лежит отсвет утонченности и благородства.

Встретившись с ней взглядом, он улыбнулся.

– Все будет хорошо, Софи, – проговорил на французском. Она ответила благодарной улыбкой:

– Я обязана вам жизнью. Возможно, мы больше не увидимся. Но хочу, чтобы вы знали. Отныне у вас есть сестра, – затем взглянула на Тиграна, державшего ее за руку, и добавила: – Сестра и брат, которые будут помнить о вас.

Брови Лазорио взметнулись вверх, в глазах возник неподдельный интерес. Она отвечала на французском языке, что приятно его удивило.

Не обратив внимания на его замешательство, София, оттянув книзу широкий ворот свитера, сняла с шеи массивную, золотую цепочку с подвеской, украшенной крупными бриллиантами. Даже человеку, не искушенному в тонкостях ювелирного искусства, и тому, сразу стало бы ясно, что вещь эта старинная и дорогая. Подвеска представляла собой голубя, несущего в клюве ветвь цветущего дерева.

Она протянула медальон Эдмону:

– Возьмите на память. Это принадлежало моей прабабушке. Согласно библейской легенде, голубь принес Ною оливковую ветвь. После чего он вместе с семьей покинул Ковчег. У голубя на подвеске – ветвь абрикоса. Это дерево по латыни звучит как Armenica. Оно схоже с именем моей родины. У вас опасная, тяжелая профессия. Пусть этот старинный медальон станет вашим талисманом. В трудный час вы пришли на помощь Армении. Отныне моя родина будет защищать вас.

– Да, да, берите! – подхватил и Тигран. К ним приблизился Кабю.

– В чем дело, Эдмон? – послышался рядом его неуверенный голос. – У тебя такой вид, будто… – он не договорил и умолк.

– Откуда это у вас? – обретая дар речи, хриплым от волнения голосом ошеломленно воскликнул Лазорио, обращаясь к Софии.

Девушка взглянула на него с недоумением.

– Он принадлежал моей прабабушке, – повторила она.

– Как ее звали? – потребовал Эдмон. Похоже, излишне резко. Но он чувствовал, что выдержка вот-вот изменит ему.

Пьер и Тигран обменялись встревоженными взглядами.

– Пожалуйста, назовите ее имя, – уже спокойнее и тише, почти ласково, попросил ее Лазорио.

– Анастасия Лазорян, урожденная Арзумовская.

– Что здесь происходит? – подошел к ним командир группы Жерар Жюли. – Девушку надо немедленно отправить в больницу. В чем причина задержки? – осведомился он.

– Прабабушкой Софи была Анастасия Арзумовская, мужем которой, надо полагать, являлся армянский князь Георгий Лазорян, – крайне взволнованный, тем не менее четко ответил Эдмон.

Но для людей, ставших невольными свидетелями этой сцены, ответ Лазорио мало что объяснял.

– О чем он говорит, София? – заметно нервничая, обратился к сестре брат. – Почему медальон брать не хочет?

Однако та, не замечая его слов, пристально вглядывалась в лицо Эдмона Лазорио.

– Не может быть, – наконец проговорила она потрясенно. – Ведь они погибли во время погромов пятнадцатого года.

Наступило долгое молчание…

Люди, ставшие очевидцами этой сцены, с возрастающим вниманием переводили взгляды с Софии на Эдмона. Кабю,

друг Лазорио и вхожий в их семью, всерьез обеспокоился странным поведением Эдмона. В какой-то момент его глаза остановились на руке девушки, лежавшей поверх одеяла, которым ее укрыли. В наступившей тишине его возглас прозвучал особенно громко.

– Откуда у девушки медальон твоей бабушки?! – ошеломленно спросил Пьер, обращаясь к другу.

– Лазорио, может, объяснишь, что здесь происходит? – в свою очередь нетерпеливо потребовал Жюли.

Эдмон вздрогнул, сбрасывая охватившее его оцепенение. Затем медленно обвел взглядом всех собравшихся. И тут его лицо озарилось радостной улыбкой:

– Боюсь ошибиться, но, кажется, только что я имел счастье обрести двух кузенов – сестру и брата.

Стоявший рядом Овсепян быстро перевел его слова Тиграну.

– Какие кузены? О чем он говорит? – не сразу понял тот. Эдмон бережно взял Софию за руку, в которой та продолжала держать подвеску. В лучах зимнего солнца вкрапленные в нее бриллианты ярко вспыхнули радужными бликами. Их блеск поневоле заворожил и притянул взоры присутствующих.

– Среди реликвий нашей семьи есть точно такой же медальон, – пояснил Лазорио. – Но главное… – он сделал многозначительную паузу. Потом закончил: – Мою прабабушку тоже звали Анастасия. Она была русской графиней из рода Арзумовских. Незадолго до начала Первой мировой войны Анастасия вышла замуж за армянского князя Георгия Лазоряна.

Услышав перевод Овсепяна, Тигран в смятении взглянул на Лазорио. Происходящее показалось ему слишком фантастическим, чтобы претендовать на истину. Всего два дня тому назад он думал, что остался единственным выжившим из их семьи. Боль утраты настолько потрясла его, что сразу после катастрофы Тигран неистово взмолился, мечтая о собственной смерти как о высшем благе. Его разум и душа, казалось, тоже бесследно канули во мраке холодной и бездонной пропасти небытия, оставив этому миру лишь телесную оболочку, какой, должно быть, являются неприкаянные призраки. Но потом во мраке блеснул луч света: он нашел Софию. Живой. И словно родился заново. С этого момента все его мысли, желания, чувства и молитвы были обращены к одному – разомкнуть каменные объятия смерти, которые удерживали сестру. Это удалось. Но, мало того, вдруг выясняется, что один из тех, кому он обязан спасением жизни своей сестры, приходится ему родственником. Этот человек – его брат.