Артем Приморский - Раскаты

Выкурив сигарету, Арцыбашев бросил ее на тарелку с остатками еды и пошел в ванную. Предстояло принять теплый душ и, наконец, лечь в постель.

– Саша, – мать неотступно следовала за ним по пятам. – Может, все-таки поедешь?

– Я уже сказал – нет. Больше повторять не намерен. Хочешь – езжай сама. Купи цветы, выскажи соболезнования. Нику не бери, – предупредил он. – Ей не нужно видеть смерть.

5

В стороне от Невского проспекта (всего две улицы и мост через канал), стояло небольшое двухэтажное здание, огороженное по кругу витиеватой стальной изгородью. Днем оно, казалось, спало, зашторив все окна, слившись воедино со скучной улицей. Но едва над Петербургом сгущались сумерки, дом оживал. Его окна, одно за другим, загорались разноцветными огнями; витиеватые створки ворот раскрывались, приглашая заглянуть в гости. И чем быстрее наступала ночь, тем громче играла музыка внутри, перемешанная с французскими, английскими, изредка – русскими песнями…

Клуб-кабаре «Четыре короля» – его яркая вывеска загоралась вместе с уличными фонарями – имел скандальную репутацию непутевого и бесшабашного места. Он гудел, свистел и гремел музыкой до самого позднего утра. В клубе всегда было полно посетителей – тех, кто не желал ворочаться ночью в неуютной постели; тех, кто хотел пошуметь и покутить; тех, кто завлекался подмигиванием и намеками проходящей мимо клубной красавицы в соблазнительном корсетном платье с открытыми руками, чтобы попасть на второй этаж – в комнаты, обставленные всем необходимым для проведения коротких минут любви.

На первом этаже размещался зал со сценой, заставленный столами. Их успевали занять только самые первые посетители. Остальные толпились вокруг, напирая на сидящих, прижимались к стенам и сцене, едва не выскакивая на нее. Официанты, безостановочно разносившие вино, шампанское и закуски, были вынуждены проявлять чудеса ловкости, чтобы во время исполнения номеров не опрокинуть подносы на себя или других. Особый ажиотаж и бурление возникало, когда какая-нибудь красотка в полупрозрачном платье пела похабную песню о своей первой безрадостной любви, постепенно избавляясь от элементов наряда. К концу песни, когда она оставалась только в ажурных чулках и белье, зал ревел, как хлев, переполненный племенными быками, норовил схватить красотку и вытащить со сцены. Певица быстро дарила воздушный поцелуй кому-то из зрителей и убегала за кулисы. Занавес опускался – наступало время перерыва. Проходило минут пятнадцать – публике надо было остыть и отойти от увиденного, чтобы потом, с новыми силами, приветствовать другую исполнительницу.

За столиком у самой сцены сидели двое – Самсонов, в дорогом костюме с золотой цепью на жилетке, и его невзрачный помощник по фамилии Астафьев. Самсонов пришел сюда просто развлечься, подлечить расшатавшиеся за последние пару дней нервы. Он любил это место и, приезжая в Петербург, обязательно посещал клуб. Астафьев, с кучей записок и документов, разложенных перед ним, нашептывал Самсонову едва различимые в общем шуме слова.

– Надоело! Не могу! – рявкнул он, когда Астафьев закончил. – Оставь меня в покое с этим Прохоровым!

– Да ведь его труппа ждет ответа почти неделю, Игорь Николаевич, – возразил Астафьев.

– Пусть ждет еще неделю, или отстанет! У меня сердце стонет, как вспомню этот грязный газетный номер, а ты мне про трюкачей талдычишь!

– Я бы на вашем месте, Игорь Николаевич, сплюнул и забыл. Петербургу дашь какую-нибудь новость, он ее зачитает до дыр, а потом выбросит из ветреной головы. Тем более, всего одна газета, с довольно небольшим тиражом…

– Ты уверен, что этого писаку нельзя найти? – прерывая его, спросил Самсонов.

– Редактор отказал. Даже когда я предложил денег, он не выдал. «Целый и невредимый газетчик полезнее, чем деньги!» – вот что он мне сказал. Так что мы немножко пошумели у него, чтобы в следующий раз он хорошенько подумал, что печатать.

– А в суд, за клевету? – предложил Самсонов.

Астафьев махнул рукой:

– Глупо и бесполезно. Так-то просто мелкий слушок, а будет громкое дело с громкими именами.

– Да, затея глупая, – неохотно согласился Самсонов.

– Я переговорил с Яковлевым, как вы и просили.

– Он побеседовал с этим доктором, как его?

– Арцыбашев, – услужливо напомнил Астафьев. – Само собой. Я выделил тысчонку – на лечение, так сказать. Да и прибавил, что мы сами не знаем, с чем связан ее поступок.

– Правильно сделал, – Самсонов довольно кивнул, и тут же импульсивно продолжил: – Дрянная девка! Знал бы, что подобное учудит – в жизни бы не подошел! Надеюсь, она сдохнет. Испоганила мне все! Представляешь – звонят вечером из Франции и спрашивают – все ли там у нас в порядке? А то они слышали… Русская публика даже за границей наши газеты читает – во как! И про европейское турне получше нашего знает!

– Мы его обязательно проведем, Игорь Николаевич, – пообещал Астафьев. – С Эльзой или без нее, но проведем.

– У меня ее чертов контракт рассчитан как раз до конца турне, – Самсонов нервно сжал кулаки. – Как будто знала, как мне подгадить! А эти заграничные воротилы любят, чтобы все было буковка в буковку, мать их!

Самсонов не зря так нервничал. Европейское турне, сулившее ему много денег, должно было начаться через неделю. Но сложность, состоявшая в Эльзе, прикованной к больничной койке, начисто испортило картину. Самсонову требовалось либо дождаться, когда она оправится (к тому моменту никакого турне не будет и в помине), либо разорвать с ней контракт. Со своей стороны он этого сделать не мог – не из-за денежных издержек, а по причине боязни каких-нибудь новых слухов; но со стороны Эльзы…

– Есть идея, – сказал Астафьев. – В клинике выдадут справку о полном ее выздоровлении, мы прикладываем ее к договору и – вуаля! Госпожа Эльза больше не выступает у нас!

– Не понимаю, – искренне признался Самсонов.

– Да все просто, Игорь Николаевич. Полицмейстеру глаза мы прикрыли – без показания «потерпевшей» дело-то все равно стоит. Добавим еще – подправят даты, чужие показания уберут, и выяснится, что никакого падения не было! А госпожа Эльза в тот день ходила на прием к врачу – Арцыбашеву. У него берем справку о состоянии пациентки – разумеется, там будет сказано, что она совершенно здорова и готова к выступлениям. В таком случае возникнет вопрос, и адресован он будет самой госпоже Эльзе – где вы гуляли три дня? Почему пропускали репетиции?

– А пропуск репетиции, это уже штраф на нее, – Самсонов, следивший за ходом мысли Астафьева, наконец, понял. – А я, в свою очередь, могу за такое разорвать с ней контракт в одностороннем порядке, в любой момент! Астафьев, ты гений!