Михаил Левицкий - Варяжские гнезда

– Да голодны-то они, кажется, всегда, – возражали собеседники.

– И с чего бы, казалось, – рассуждали некоторые. – В лесах их сколько дичи! Не ленись только бить. А грибов, ягод да кореньев съедобных в час на три дня себе наберешь.

– А древляне, – заметил кто-то, – волчатину едят, даром что она ворванью воняет. Главное-то – хлеба в поганой стране не достанешь ни за какие динарии.

За хлебом отряжались по временам две-три большие ладьи в страны полян и северян. Они охотно меняли хлеб на разные припасы и товары, которых у асов оставалось еще достаточно. За меха они много не давали, так как этого добра и у них было достаточно. С ними они советовали проплыть еще выше по рекам до городов, где съезжаются иноземные купцы. Там мехам сбыт хороший.

Один из этих походов за хлебом и овощами втянул часть войска Водана в новое и неожиданное предприятие. Пристали к левому берегу Днепра Пересвет, Авгил и Еварест с довольно многочисленным отрядом воинов. На берегу происходило ожесточенное сражение. Ни по одежде, ни по внешнему облику нельзя было принять сражающихся за людей разных племен. Ладьи прошли вперед до деревни, не возбуждая внимания сражающихся.

В деревне вожди похода объяснили, что им нужно.

– Рады бы уступить хлебушка, – сказали им, – и поторговать с добрыми гостями. Да хлеба-то теперь нет. Жатвы потоптаны, скот перебит, деревни пожжены. За оружие доброе мы бы и последнее отдали, да и то надо по всей округе поискать, где еще съестное есть, чтобы самим не голодать.

– Какое же это нашествие вражье на страну северскую произошло? – спросил Пересвет. – Мы северянам всегда добрыми друзьями были и теперь рады помочь.

– Страна-то северская нас беззащитными оставила, – объяснил старик, вышедший для переговоров. – Говорят нам: «Свои собаки дерутся – чужая не приставай».

– Вы не северяне? – удивились посланцы Водана.

– До северян день пути, – сказал старик. – Мы вятичи. Народ мы большой и сильный, да ладов у нас в родах нет. Вот и пошли дурни на дурней. Третий месяц народу смертный бой идет, а толку нет, потому что неоткуда больше подмоги взять. Срединных-то больше, чем наших. Мы вот Муром о подмоге просили, да к устьевым олянам они, говорят, уже прислали, а к нам еще нет. Все ждем. Воительницы муромские так же идут на нас.

– А надежные люди эти низовые оляне? – спросили присланные Водана.

– Люди-то со всячинкой; поразбойничать дюже охотники; только теперь против срединных мы с ними в союзе. Правду сказать – не те низовые стали, что при дедах были. Много девок муромских да волгарских в жены дерут, да многие из них и сами – кто за Волгу, а кто в Муромские леса выселились. И в речь вятицкую чужие слова то и дело подсовывают. Скоро и не разберешь у них, кто вятицкого, кто муромского, а кто и волгарского рода. И ребята пошли у них все черномазые, в матерей, не белые, да гладкие, как наши. А вояки все же добрые и недругу не спускают никогда.

– Чрез наши края, – объяснили вятичи, – течет широкая и глубокая река – Ока. Рыбная на ней ловля, охота за зверем по берегам, хлеба, благодарение богам, земля родит не худо. Отцы и деды наши торговали спокон века. Все добро свое возим вниз по Оке, до реки Волги, а Волга-то река большая, через много стран и народов протекает. Там такие места есть, где лен и пенька не родятся, и бабы прясть не умеют, не то что ткать. За то приходят иноземцы, у которых оружие доброе, ткани дорогие, золото, серебро, камни цветные. Всегда вольно ходили мы на стругах и вверх, и вниз по Оке матушке. Теперь же срединные недоброе дело затеяли. Построили несколько городков да сторожевые струги и никого плавать не пускают, кто им дань не заплатит. Устьевых олян они тоже обидели – земли у них неправедно захватили, а с Муромой они всегда воюют. Вот мы и соединились, чтобы их на старые места загнать, да гнезда их разбойничьи разрушить. Мы вот у Днепра живем, по Волге не торгуем, а за своих тоже вступились.

Вожди асов посовещались и решили отправить с хлебом и овощами часть лодок под начальством Авгила и просить у царя помощи большими силами, чтобы иметь возможность оберечь Днепровский берег вятичей от нашествия увлекшихся завоевательными помыслами их одноплеменников.

Водан прислал достаточную часть войск и поручил начальствование над ними Пересвету, которому дал в помощь двух других сарматов, Родислава и Ржешковида. К ним присоединился по собственному желанию Люб Чернигович.

Хотя берега Оки и гористы, но горы их ниже, чем приднепровские; Леса пересекались полями и пастбищами. Встречались большие отряды и происходили битвы, где воины могли лучше показать мужество, ловкость и находчивость, чем в лесных стычках с древлянами. У многих вятичей было хорошее персидское и армянское орудие. Некоторые носили дорогие кольчуги из мелкой, но весьма крепкой стальной проволоки. Одежда же у них была вообще проще и грубее, чем у полян и северян, получавших многие товары из Греции и Малой Азии.

Скоро прибыла к верховым вятичам и подмога от Муромы. С этим народом никто объяснить не мог, кроме некоторых вятичей, служивших переводчиками. Команы понимали одно слово из пятидесяти, но и то произносилось оно разно. Это были люди, по большей части, среднего роста, довольно стройные и крепкого телосложения. Лицо у них было чаще широкое, нос короткий – то прямой, то вздернутый, рот большой, глаза черные или карие, борода и волосы черные или огненно рыжие. Доспехи у большей части состояли из звериных шкур. Вооружены были копьями, луками и мечами, короткими и широкими.

В числе муромских полчищ отличались большие отряды женщин. Между ними были довольно красивые, несмотря на неправильность в чертах лица, общую всему племени. Асов, у которых женщины не раз участвовали в боях, поразило не столько их присутствие, сколько то, что они сражались всегда отрядами, отдельными от мужчин и имели своих предводительниц. Сражались они с отчаянной храбростью и умирали бесстрашно, с полной покорностью судьбе. Все они стреляли из лука с удивительной меткостью. Доспехи их, сходные с употребляемыми мужчинами, были кожаные, с железными пластинками. Гибкость кожи позволяла ясно видеть общую им всем особенность, еще более заметную, когда броня снималась. У всех грудь имела с левой стороны развитие очень большое, – с правой же была плоская, как у мужчин.

– У нас в раннем детстве делают надрез и выжигают всю правую грудь, – объяснили они. – Иначе она нам мешала бы натягивать лук и метать стрелы. Левая, должно быть, и разрастается потому, что она одна, – особенно у тех, которые выкормили нескольких детей.

Ловкость, бойкость этих женщин, умение их ездить верхом и метать стрелы делали так, что эта неправильность стана не производила впечатления особенного безобразия. Сражались они все конные. Более близкое знакомство с ними, при расположении станом и на привалах, обнаружило тому довольно странную причину.