Василий Зубакин - В тени трона

Наталья

– Бедный мальчик! – скорее прошептала, чем проговорила дама.

– Вы с ним знакомы? – спросил Михаил о раненом.

– Нет, – ответила она и, так же не отводя глаз, приветливо кивнула головой – признала в рослом кирасире великого князя.

Подоспели санитары, уложили корнета на носилки и унесли в лазарет. А командир полка дал команду кавалеристам продолжать.

Потом в шатре, под звон бокалов, приглашенные обсуждали конечно же несчастный случай с корнетом, но и другие темы, не столь печальные, хозяева и гости не оставляли без внимания. Жизнь продолжается…

Проходя вдоль фуршетных столов, в тесноте Михаил несколько раз сталкивался с молодой дамой в жемчужном платье и вновь, как на манеже, испытывал прилив к сердцу величественных и сладостных аккордов Бетховена: соль-соль-соль-ми-и, фа-фа-фа-ре-е…

Полк Синих кирасиров, получивший свое название по цвету обшлагов и околышей на воротниках мундиров, был сформирован еще при Петре Великом и вот уже триста лет, век за веком, лишь наращивал воинскую доблесть и славу. Состоять в рядах этого полка было высокой честью – как для офицеров, так и для нижних чинов. Служба в тяжелой кавалерии была школой мужества и военного мастерства для всех всадников полка – не исключая и великого князя Михаила Александровича. А те немногие, которые не уживались в этой сплоченной семье, отдалялись быстро и бесповоротно.

Михаил был принят в полку радушно, его дружелюбие и отсутствие высокомерия располагали к нему кирасиров с первых же минут знакомства. Легкая дружеская атмосфера царила на офицерских ужинах, которые Михаил время от времени устраивал в гатчинском дворце; икра, стерлядь, дичь украшали стол, вино лилось рекой. Господа офицеры делились сокровенным, пели под гитару и прекрасно себя чувствовали под высокими сводами дома своего царственного сослуживца.

Несколько дней спустя, после несчастного происшествия с корнетом, в офицерском собрании весело праздновали именины командира полка генерала Бернова: играл полковой оркестр, по паркету парадного зала скользили танцоры, а обильно накрытые столы манили гостей великолепной снедью и бодрящими напитками: шампанским, коньяками и винами. Но не была забыта и водка, верный спутник русского офицера.

Пары самозабвенно кружились в убаюкивающем вальсе; степенная мазурка привлекала меньше любителей. Полковые дамы оживленно переговаривались, успевая при этом бросать взгляды по сторонам.

Михаил, стоя у стола рядом с виновником торжества – командиром полка и его друзьями, приехавшими на именины из Санкт-Петербурга, рассеянно оглядывал зал. Многих из офицерских жен он знал в лицо, других видел впервые. И, оглядывая, отметил про себя, что некоторые из них – хорошенькие.

И вдруг… его взгляд набрел в толпе гостей на лицо молодой женщины – той самой, встреченной в манеже на прошлой неделе. Со своего места рядом с именинником он мог незаметно за нею наблюдать: выразительное, тщательной лепки, светящееся молочной белизной лицо над узким воротом зеленого, с изумрудным отливом, шелкового платья, темно-золотистые, медового оттенка, волосы собраны высоким узлом на затылке. Она примостилась на мягком подлокотнике глубокого французского кресла, в котором сидел офицер с бокалом шампанского в руке, неотрывно наблюдавший за танцующими. В свободной позе женщины угадывались грация и гибкость дикой кошки. Взгляд ее ореховых глаз в конце концов пересекся с замершим на ней взглядом Михаила; ему почудилось, что сама судьба призывно глядит на него из глубины зала. И всем своим существом он мгновенно ощутил близость счастья, вот оно… рядом.

– Кто это? – шепотом спросил он у генерала Бернова.

– Кто? Эта? – переспросил генерал. – Наталья Сергеевна, супруга поручика Вульферта. А вон он и сам, в кресле.

В первую же смену танцев Михаил подошел к жене поручика и пригласил ее на вальс. Наталья Сергеевна с расположением приняла приглашение; она отлично знала, кто этот высокий незнакомец с ищущими ее взгляд глазами. Знал это и поручик Вульферт.

О той случайной встрече в манеже, над раненым корнетом, ни он, ни она не проронили ни слова – это была их тайна. Их первая тайна.

Влеченье бывает одинаковым и неодолимым для обоих, а в счастье одна половина всегда хоть на вершок счастливее другой: тут равновесие не предусмотрено природой. Пылкий и впечатлительный Михаил безоглядно влюбился в Наталью и был переполнен своим счастьем; говорят, любить важней, чем быть любимым, и это правда.

Начало было положено, а конец… перспективы романа весьма туманны. Между влюбленными стояла не только царская семья, но и поручик Вульферт, не говоря уже о кодексе чести Синих кирасиров, запрещающем посягать на жену товарища. Такое посягательство прямиком вело к дуэли или позорному изгнанию из полка: тут уж как сложится.

Наталья Сергеевна не была писаной красавицей, но и дурнушкой ни у кого язык бы не повернулся ее назвать. Она обладала привлекательной внешностью и приковывала восторженное внимание мужчин и завистливое – женщин. Редко кто проходил мимо нее не обернувшись. Она каким-то образом очаровывала, и ее чарам никто не мог противостоять.

Не всегда Наталья Сергеевна в роли полковой дамы украшала офицерское собрание Синих кирасиров. За поручиком Вульфертом, недавно зачисленным в полк, она была замужем вторым браком, которому предшествовало трехлетнее скучное проживание с музыкальным человеком по фамилии Мамонтов, родственником знаменитого богача Саввы Морозова, принесшее ей разочарование в поспешных ранних браках и дочку Наталью, или, как ее называли в семье, Тату. Главным увлечением дирижера Большого театра Сергея Мамонтова была музыка, прочно занимавшая первое место в его жизни, а юной Наташе хотелось нескончаемого веселого праздника в светском обществе или в кругу знаменитостей – друзей и театральных сослуживцев мужа, например Рахманинова и Шаляпина. Но Сергей с утра до ночи пропадал в театре или уезжал на долгие гастроли за границу. И праздничная жизнь обходила стороной Наталью Мамонтову, урожденную Шереметьевскую.

Надо заметить, не без сожаления, что отец Натальи, процветающий московский адвокат Сергей Шереметьевский, не имел никакого отношения к знатному роду графов Шереметевых, как и вообще к российской родовой знати. Весьма завидное материальное положение позволило ему дать дочери прекрасное домашнее образование – она хорошо разбиралась в литературе и музыке, знала историю и языки. Обеспеченная жизнь открывалась перед Натальей, но об аристократических салонах она могла только мечтать. И она мечтала.