Светлана Кутузова - Дальневосточные записки

Год? Нет, друзья, не 1941. И не 1990. Всего лишь 2004. Или, например, я напишу 2006. Хотя от этого мало что изменится.

Военные гарнизоны всегда ассоциировались у меня с моим детством. Это маленький и уютный мирок, в котором постепенно становится очень тесно. Когда ты растешь в нем и познаешь мир, он кажется тебе вполне безопасным местом. Но постепенно ты понимаешь, что уже знаешь в нем все уголки, все дорожки исхожены и ты уже вырос и хочешь большего.

По сравнению с гарнизоном, куда мы попали, тот, в котором я выросла, казался практически целым городом. Домов было много – шестьдесят или больше. Я никогда не задавалась задачей вести точный подсчет, но разгуляться было где. Была своя школа, свой сельский клуб с серьезной и внушительной библиотекой и спортивным залом с огромными окнами от пола до потолка.

На стене этого клуба я когда-то получила свое самое первое признание в любви. Это было невероятно романтично и красиво. Клуб был только что выкрашен, и солдатик срочной службы, который пытался за мной ухаживать, ночью написал на нем огромными буквами коричневой масляной краской: «Светлёнок, я люблю тебя!». Его трепетные и полные доброты и любви письма я потом еще долго хранила. Они напоминали мне, каким может быть мужчина на самом деле. Каким он должен быть. Но мне было всего пятнадцать…

Пять домов теперешнего гарнизона казались мне краем мира, на котором не понятно, как вообще можно выжить. И можно ли?

Я маялась от невозможности куда-нибудь сходить, с тоской смотрела на единственное развлечение офицерских жен – досужие беседы о насущном на лавочке, на унылые ободранные обои, и не понимала – как я вообще могла здесь оказаться?

Во второй комнате об упущенных возможностях напоминали двадцать коробок книг. Я бережно и долго собирала свою библиотеку, бережно перевезла ее на Дальний Восток. Но потом жизнь скрутила меня в бараний рог так, что времени на чтение совсем не осталось. С течением времени я стала читать все меньше, понимая, что мне мало что интересно и что я мало что могу найти в новых книгах. Возможно, когда-нибудь я вернусь к книгам снова. Ведь что может быть чудеснее путешествия в другие миры, в сознание другого человека. Из такого общения мы всегда выходим новыми, другими.

Вторая половина этой комнаты была завалена картошкой. Ее выдавали целый мешок. Тогда еще существовали армейские пайки и на них можно было вполне сносно питаться. Картошки было очень много. Мы раскладывали ее на просушку, а потом перепрыгивали через картошины, которые разбегались по полу во все стороны. Огромной радостью были две потрошеные горбуши. Мне это казалось невероятной редкостью, и первое время я все не могла ею наесться. Через год я поняла, почему все местные и старожилы гарнизона даже не смотрят в ее сторону, а ищут где бы поживиться хорошей белой рыбой. Почти на каждой кухне можно было увидеть огромную трехлитровую банку с подсолнечным маслом, в которой плавали наспех нарезанные кусочки этого рыбьего деликатеса.

Гораздо интереснее было самим купить горбушу с икрой. Но нужно было уметь отличить самца от самочки. Был целый ряд признаков, в основном – опущенный крутой дугой нос. Если удавалось найти такую рыбу, то, бережно освободив из нее икру, можно было засолить вполне приличную баночку и потом радостно вкушать ее.

К слову сказать, попробовать в избытке этих деликатесов мне так и не удалось. Все, что можно было найти в магазине интересного, например, даже мороженые креветки, привозилось откуда-то из других регионов. Креветки, например, из Владимирской области. Наиболее ценная морская продукция практически вся шла на экспорт – в Японию. На внутреннем рынке оставалось то, что добывалось браконьерским путем. Иногда нам перепадало что-то от знакомых, которые промышляли таким способом – ловили втихую трепангов и осьминогов. История, на самом деле, очень опасная, и не только из-за высоченных штрафов, на которые приходилось закрывать глаза, иначе было просто не выжить, но и потому что осьминог в схватке один на один легко мог оказаться победителем.

Муж однажды принес домой огромное осминожье щупальце, которое извилисто распласталось в нашей ванной. Дочь опасливо заглянула в нее, посмотрела на это неимоверное нечто, нахмурив брови, и сказала, что морских жителей она больше не будет есть никогда.

Кроме круп и консервов в пайке было несколько килограммов масла. Его огромный кусок, который занимал половину полки в холодильнике, часто озадачивал меня вопросом, как быстрее и правильнее его истратить, чтобы он не пропал. Поэтому я щедро и очень много клала его в картофельное пюре, которое становилось от этого божественно вкусным.

На самом деле, после переезда на Дальний Восток очень многое казалось абсурдным и не правильным. Не правильными были слишком высокие цены, например, на лекарства цена отличалась аж в три раза по сравнению с Петербургом. Примерно на столько же дороже стоила мебель. Потому что тоже везлась с Запада.

Логистика Дальнего Востока была так странно устроена, что технику из Японии, мебель и огромное количество других товаров растамаживали через Москву, поэтому даже то, что находилось совсем рядом территориально, по иронии судьбы было дешевле купить в Москве, чем в Находке.

Зато было очень «удобно» пилить местный лес и продавать его в Китай. Обратно из Китая закупалось ДСП, которое щедро развозилось по всей России. Потом из него делали мебель. И потом ее продавали уже нам на том же самом месте, где недавно вырубали лес. Иногда мне кажется, что в нашей стране многое устроено через… Гусары, пожалуй, промолчат.

Денег катастрофически не хватало. Зарплата только что пришедшего военнослужащего была примерно в три раза меньше, чем менеджера среднего звена в Питере. То есть тут баланс был в обратную сторону. Примерно половину ее приходилось отдавать в оплату за коммунальные услуги.

Над оставшимися деньгами можно было сидеть и плакать. Нас спасла небольшая подушка безопасности, которую мне удалось сделать перед отъездом.

Очень многое приходилось выбивать, доставать, придумывать, изобретать практически из воздуха, к чему мой супруг, откровенно говоря, был совершенно не готов. Так предложение проштробить стены, чтобы спрятать проводку, вызвало у него полнейший ступор. Поэтому на день рождения пришлось подарить ему достаточно большой ящик с разными инструментами, чтобы как-то поощрить в нем отсутствие природных мужских задатков.

Иногда, мне казалось, что мужчиной в семье была я. И не потому, что в детстве с упоением читала автомобильные атласы и сидя с папой в гараже, училась забивать в деревяшки гвозди. Не потому, что отец научил меня паять и помог сделать своими руками мой первый приемник. Не потому что научил ловить рыбу и печатать фотографии. И это не то, как делают фотографии сейчас. Это целое магическое действо, которое происходило тогда в темной ванной комнате при красном фонаре. С погружением фотобумаги в особые растворы, длительными приготовлениями и уникальным процессом.