Геннадий Разумов - Еврей в России больше, чем еврей, и больше он, чем русский

«Какая разница, – говорили мы себе. – Лишь бы быть здоровыми, счастливыми, удачливыми. И хорошо, если наши визави будут приветливы, дружелюбны, порядочны».

Но нас вечно тыкали носом в паспорт и предлагали посмотреть на этот нос в зеркало. «Убирайтесь, жиды, в свой Израиль», – кричали русские «патриоты», а мы, наивно, но твердо ощущая себя своими именно здесь, отвечали: «Если только Родина прикажет, уедем».

Эту тему политично срифмовал и блестящий поэт остроумец Борис Заходер:

Мы – евреи. Разные, многоликие и многоязычные.

Одни – ашкеназы, потомки выходцев из городов Германии, из польских, белорусских, украинских местечек. Веками спавшие глубоким сном, эти бедные провинциальные селения бывшей «черты оседлости» в начале прошлого столетия взорвались переполнявшими их талантами и выбросили на арену нового культурного еврейского Ренессанса удивительную идишскую культуру. Мир был изумлен блестящей литературой, пронзительной поэзией, напевными мелодичными песнями и задорными ритмичными танцами.

А мировой научно-технический прогресс? Это европейское еврейство окрылило его эпохальными открытиями Эйнштейна, Бора, Ландау, Оппенгеймера и многих других выдающихся ученых. Это оно подняло его на невиданный ранее уровень благодаря трудам десятков тысяч евреев – научных работников, инженеров, изобретателей.

Другая ветвь европейского еврейства – сефарды, их предки когда-то были изгнаны из Испании и расселились в Северной Африке, Малой Азии, на Ближнем Востоке и на Балканском полуострове. Они тоже дали миру немало тонких поэтов и глубоких философов, дальновидных политиков, знаменитых математиков и астрономов, искусных врачей, алхимиков и механиков.

К третьей большой группе относятся бухарские, грузинские, горские евреи. В самые мрачные годы сталинского тоталитаризма сурамские евреи в Грузии первыми пробили рыночную брешь в плотной стене планово-командного социалистического хозяйства. Это они на подпольных фабриках и мастерских организовали изготовление первых советских болоньевых плащей и нейлоновых сорочек по самым последним парижским фасонам.

В те же трудные времена только в еврейских кварталах Бухары и Самарканда сохранялись магазины, столовые и буфеты с настоящей кошерной пищей. Здесь работали национальные еврейские школы и детские сады, давно закрытые во всех других концах СССР. Здесь религиозные евреи продолжали собираться на шабат и праздники в синагогах и молельных домах.

Всякие есть евреи: блондины и темнокожие, широколицые и длинноносые, а, главное, говорящие на разных языках, и часто даже не понимающие друг друга.

Так чем же они связаны между собой? Только ли общностью судьбы преследуемого народа-козла отпущения? Или одинаковостью загадочной еврейской души? А, может быть, похожестью беспокойного неугомонного еврейского характера, благодаря которому так много среди евреев удачливых и толковых бизнесменов, предпринимателей, менеджеров?

Традиционно принято считать, что евреев всего мира объединяет религия. В дореволюционной России, так же, как и во многих других странах, население делилось не по этническому признаку, а по религиозной принадлежности – на православных, мусульман, иудеев.

И на самом деле, не изоляционистский ли, далекий от миссионерства, характер иудаизма позволил евреям сохраниться, как отдельному самобытному народу? Пусть он разнолик, разноязычен, но един своей верой в общего великого еврейского Бога.

Нет, вряд ли только религия спасла евреев от исчезновения в пыли веков, как исчезли безбожные язычники ассирийцы, вавилоняне, древние египтяне, греки и римляне. Скорее всего, в бурном потоке Истории евреи сохранились, главным образом, благодаря их глубоким, уходящим в библейские времена этническо-генным родственным связям.

И все-таки, мы – русские. Как бы нас в той советской жизни не шпыняли 5-м пунктом, не били по морде и по паспорту, не подчеркивали жидовскую неполноценность, ничего у них не получалось. Мы от этого не становились большими евреями, чем были на самом деле – не знали своего языка, истории, традиций. Изуверство того режима заключалось в том, что, с одной стороны, нам постоянно указывали наше место за дверью, а, с другой, толкали в дверь к ассимиляции.

Мы были русскими всегда и во всем. Не хуже, а зачастую лучше, говорили и писали по-русски, пели русские песни и рисовали российские пейзажи. По наивности, привычке или недомыслию считали эти песни и пейзажи своими.

Но, конечно, особенно русскими нас делал язык. «Великий и могучий» на одной пятой части земной суши сыграл ту же роль, какую английский на всей Земле. Тот, живой, звонкий, настырный, ловко действуя вместе с американскими «зелененькими», с их джазом и фильмами быстро завоевывал весь послевоенный мир.

Так же русский язык на большой территории восточной Европы и Евразии неразрывными связями объединил евреев и армян, украинцев и белорусов, грузин и таджиков. Вместе с взглядами, вкусами, привычками он сделал их всех истинными русскими.

Всеми своими талантами, способностями, мастерством верно служили своей матери (мачехе) – родине русские евреи, не было ни одной отрасли промышленности, науки, культуры, которая могла бы без них обходиться.

Но в отличие от многих других народов, живших на территории бывшего СССР, они отдавали ей и саму свою кровь. Причем, не только в прямом смысле, как на Великой Октябрьской и Великой Отечественной. А еще и на постельном поприще – тысячи скрывавших раньше или действительно не знавших о своем происхождении русских полукровок, четвертькровок (и т. д.) оказались носителями еврейских генов. Даже у самого-самого, «великого вождя» В. Ленина их неожиданно обнаружили.

Об этом раньше подумать даже было нельзя, и возможным стало лишь в конце горбачевской перестройки, когда всегда раньше презиравшийся еврей превратился в «средство передвижения» на благословенный Запад.