Алексей Сурилов - Адмирал Де Рибас

– Осип Михайлович?

– Я, папенька.

– Заходи, голубчик, садись, здесь садись, – Иван Иванович указал рукой в ту сторону, где полагалось быть другому креслу, но камердинер передвинул его – само по себе обстоятельство пустое, однако Осип Михайлович, знавший Ивана Ивановича бодрым и зрячим, от того был в неловкости.

– Как доехал? Зима-то нынче снежная, вьюжная. В Петербурге вон сколько сугробов навалило, – Иван Иванович говорил так, будто он только вернулся в дом с улицы, где видел, как дворники деревянными лопатами чистят от снежных завалов улицы.

– Благодарение Богу, доехал в благополучии.

– Призвал я тебя по делам. Чую сердцем – недалек день моей кончины, смерть вижу. Пожил, однако, довольно, пора и честь знать. А дело у меня к тебе такое, Осип Михайлович… Не хочу унести в могилу великую тайну, быть может, важности государственной. Глянь-ка, голубчик, нет ли кого в кабинете да дверь прикрой покрепче. Бери кофей. Так вот, голубчик Осип Михайлович, миропомазанница наша Екатерина Алексеевна вовсе не дочь генерала в прусской службе герцога Ангальт-Цербстского, а более принадлежит к роду Гедиминовичей, от коего ведут свой корень князья Трубецкие. С матушкой императрицы герцогиней Иоганной во время пребывания моего во Франции для науки я был в связи по взаимной любви и расположению. Сия Иоганна и ранее будто замечаема была в супружеской неверности, посему почиталась ветрен-ной. Сам я рожден вне брака от связи батюшки моего Ивана Юрьевича Трубецкого со знатной дамой – шведской графиней Спарре. Родителя моего пленили шведы под Нарвой и содержали в неволе до 1718 года. От супружества с Нарышкиной к тому времени у него были две дочери. По приезде жены его с дочерьми в Стокгольм мне исполнилось три года отроду и я был взят в семейство отца, где супруга его в законе по доброте своей заменила мне мать. Что же до природной матушки, то сродство ее рождение мое скрыло, и вступила она в брак с кавалером ее круга. После сочетания законными узами дочери моей старшей Софи, в православии Екатерины, с наследником российского престола принцем Голштинским я поселился в Петербурге и пожалован был в камергеры к его императорскому величеству. Однако пребывание мое при малом дворе было недолгим. Всесильный министр граф Бестужев, знавший, что я природный отец супруги наследника престола Петра Федоровича и опасаясь моего влияния на малый двор, велел мне и сестрице моей единокровной Анастасии – принцессе Гессен-Гомбургской оставить Петербург и отправиться за границу для поправления здоровья на водах. К перевороту, убиению Петра III и восшествию на престол Екатерины я не имел прикосновения, но по близким связям с императрицей стал ее первым советчиком в делах государственной важности. Многое я отвратил и на многое благодетельное государыню надоумил. При дворе о моих отношениях с императрицей разное разглагольствовали. Предполагалось и отцовство мое, но более по внешней сходственности да еще на том, что мои связи с Иоганной неоднократ возобновлялись как во время ее пребывания в Петербурге, так и при моих наездах за границу. Потому, голубчик Осип Михайлович, я и в законный брак не вступал. От связи с хохлушкой из малороссийской шляхты прижил Настасеньку – супругу вашу, сударь, которая вся в мать и внешностью, и нравом. Теперь, голубчик, тебе должно быть ясно, почему императрица оказала вам с Настасенькой честь быть восприемницей Софи и Катеньки. Ты, Осип Михайлович, можешь уповать на покровительство государыни, но милостивица наша не должна знать, что сия семейная тайна ведома тебе. Речь здесь о тайне важности государственной. И то сказать: может ли внебрачная дочь незаконнорожденного отца быть лигитимной государыней одной из величайших империй Европы и Азии? Итак, сударь, вы женаты на единокровной сестре великой императрицы Екатерины Второй, а его высочество наследник престола Павел Петрович приходится вашей супруге Анастасии Ивановне племянником. Сие не тайна для государыни и отныне для вас. Государыня особо вам не покровительствует, вы не были жалованы по ее прихоти и впредь жалованы не будете. Но государыня следит за вашей службой, с вами ее благоволение.

Председательсвующим в Черноморском адмиралтейском правлении и главным командиром флота на Черном и Азовском морях 28 февраля 1792 года после пребывания в отставке за вольнодумство был назначен Николай Семенович Мордвинов.

Де-Рибас как командир гребной флотилии находил это разумным. Мордвинов ему был по нраву человеколюбием. Служба с Мордвиновым была не в тягость.

17 марта де-Рибас писал Василию Степановичу Попову, что назначение Мордвинова на Черноморском флоте встречено с восторгом.

«Вы не можете себе представить, милостивый государь мой, – указывал он, – с какой радостью Николай Семенович был вновь принят здесь в нашем офицерском обществе. Все довольны выбором, которым почтила Николая Семеновича ее величество. Все в один голос за Мордвинова. Вижу истинную радость от будущей вскоре с ним встречи в Херсоне».

Апрель 1792 года на юге был теплым. Лопались почки на деревьях. Началось абрикосовое цветение, покрывались зеленью поля, прилетели птицы с полуденных краев.

Путь из Петербурга в Херсон, особенно здесь на юге, из – за бездорожья и распутицы был труден. Прежде чем быть у командующего, Осип Михайлович с Микешкой долго отмывались от грязи, чистили и наглаживали мундир. Де – Рибас был наслышан, что Мордвинов терпеть не может неопрятность.

– Честь имею представиться вашему превосходительству с прибытием по месту службы.

– Милости просим, голубчик Осип Михайлович. Добро пожаловать. Живем мы здесь, батенька, не широко, без дворянского собрания и псовой охоты. Забот, однако, хватает, потому и время коротаем незаметно: на стапелях, в учениях, в устроении мастерских для флота, в закладке портов, береговых батарей. Устраивайтесь и вы, Осип Михайлович. Буде надобность – берите людей из флотилии. Адмиралу должно иметь и дом адмиральский, чину приличный.

– Благодарствую, Николай Семенович. Только я больше привычен к походной жизни.

– Семейство, однако.

– Супруга моя Анастасия Ивановна и дети в Петербурге. Оторвался я от службы, от флота. Здесь, сказывают, довольно перемен.

– Флот, батенька, однако, по-прежнему теми же недугами обременен, что и держава наша. В экипажах и на береговых службах много страждущих от разной хвори и ран, полученных в минувшую войну. По рекрутским наборам поступает народ телесно слабый. Старослужащие матросы и солдаты вошли в годы, оттого и немощны. Я сколько говорю по начальству о сокращении военной службы до шести-семи лет, да все оставляют без внимания. А ведь молодая армия предпочтительна ветхой. К тому же уволенный после краткой выслуги матрос шел бы не в отставку, а в запас. При военной нужде его бы можно и в строй вернуть и тем умножить армию на случай войны втрое противу войска мирного времени.