Евгений Гусляров - И жизнь, и слёзы, и любовь. Жизнеописание Анны Керн…

П.А. Ефремов. Русская старина, 1879 г., с. 317

Над зелёными низменными лугами, орошёнными Соротью, поднимаются три обрывистые горы, пересечённые глубокими оврагами. Крутые скаты возвышенностей покрыты кустами и зеленью; там и здесь бегут вверх извилистые тропинки. На самом верху двух гор возвышаются две церкви; от них влево тянется ряд строений: этот, ныне довольно большой погост Воронич, – некогда замечательный пригород псковской державы. По преданию, пригород был так велик и густо населён, что в нём было до 70 церквей. Дома жителей покрывали не только среднюю, но и левую гору, а также и низменные луга, расстилающиеся у подошв гор… На верху третьей горы стоит Тригорское. Глубокий овраг, по дну которого идёт дорога в село, отделяет его от Воронича. Постройка села деревянная, скученная в одну улицу, на конце которой стоит длинный, деревянный же, одноэтажный дом. Архитектура его больно незамысловатая; это не то манеж, не то сарай, оба конца которого украшены незатейливыми фронтонами. Постройка эта никогда и не предназначалась под обиталище владельцев Тригорского; здесь в начале настоящего столетия помещалась парусинная фабрика, но в 1820-х ещё годах владелица задумала перестроить обветшавший дом свой, бывший недалеко от этой постройки, и временно перебрались в этот «манеж»… да так в нём и остались. Перестройка же дома откладывалась с году на год, пока, года четыре назад, он не сгорел… В этой зале стоял этот же большой стол, эти же простые стулья кругом, – те же часы хрипели в углу. На стене висит потемневшая картина: на неё (по словам М.И. Осиновой) частенько заглядывался Пушкин. Картина, как видно, писана давно и сильно потемнела от времени; она изображает искушение святого Антония – копия чуть ли не с картины Мурильо: перед св. Антонием представлен бес в различных видах и с различными соблазнами… Вспоминая эту картину, Пушкин, как сам сознавался хозяйкам, навёл чертей в известный сон Татьяны… Подле зала большая гостиная; в ней стоит фортепиано, на котором более тридцати лет назад играла А.И. Осипова. Бё очаровательная, высокоартистическая музыка восхищала Пушкина… Из зала идёт целый ряд комнат. В одной из них, в небольших старинных шкапчиках, помещается библиотека Тригорского… Близ Тригорского дома, вдоль его фаса, находится очень длинный и чистый пруд. По другой стороне пруда стоял именно тот старый дом, который более тридцати лет ждал перестройки и, не дождавшись, сгорел; близ него, как рассказывает Алексей Ник. Вульф, он вместе с поэтом, бывало, многие часы тем и занимаются, что хлопают из пистолетов Лепажа в звезду, нарисованную на воротах… За прудом на громадном пространстве раскинут великолепный сад. Тут указали мне зал – так называемую площадку, тесно обсаженную громадными липами; в этом зале, лет 30 назад, молодёжь танцевала. Полюбовался я горкой среди сада, верх которой венчается ветвистым дубом; по четырём углам этой насыпанной горки стояли ели, под которыми лёживали Пушкин и Языков; ели те ещё при жизни их были срублены по распоряжению Праск. Ал-дровны, так как они, будто бы, мешали расти роскошному дубу. Пушкин жалел об этих деревьях… Недалеко виднеются жалкие остатки некогда роскошного домика, с большими стёклами в окнах. Это баня; здесь жил Языков в приезд свой в Тригорское, здесь ночевал и Пушкин. Вот и берёза, раздвинувшая свои два ствола, так что среди их образовалось кресло; здесь сиживал тоже Пушкин, в дупло этого дерева поэт опустил пятачок на память, недалеко кустарник барбарисовый, в середину которого Пушкин однажды впрыгнул и насилу выбрался оттуда. Сзади же остался небольшой прудок. На берегу его стояла берёза, – Прасковья Ал-на вздумала её срубить, но Пушкин выпросил березе жизнь. «Любопытно, – заметила М.И. Осипова, – что в год смерти Пушкина в березу ту ударила молния… «А вот и спуск к реке Сороги; на высоком, зелёном, в высшей степени живописном берегу этой реки, в саду, та именно «горка», о которой так часто вспоминает Языков в своих стихах. Над самой рекой была ива, купавшая ветви свои в волнах Сороги и весьма нравившаяся Пушкину. Теперь её нет… Но что осталось, так это дивный вид «с горки» на окрестности. Здесь, на этой площадке, все обитательницы Тригорского и их дорогие гости пили обыкновенно в летнее время чай и отсюда восхищались прелестными окрестностями. Внизу – голубая лента Сороти, за ней вдали – село «Дериглазово»: там – пашни, поля, вдали темный лес, вправо – дорога в Михайловское, а на ней столь знаменитые, воспетые Пушкиным три сосны, ещё правей городище Воронин, за рекой часовня, на том месте, где, по преданию, стоял некогда монастырь.

М.И. Семевский. СПб. Вед., 1866, № 136.

Туда, туда, друзья мои!

На скат горы, на брег зелёный.

Где дремлют Сороти студёной

Гостеприимные струи;

Где под кустарником тенистым

Дугою выдалась она

По глади вогнутого дна,

Песком усыпанной сребристым.

Одежду прочь! перед челом

Протянем руки удалые

И бух! – блистательным дождем

Взлетают брызги водяные.

Какая сильная волна!

Какая свежесть и прохлада!

Как сладострастна, как нежна

Меня обнявшая наяда!

Дышу вольнее, светел взор,

В холодной неге оживаю,

И бодр, и весел выбегаю

Травы на бархатный ковер.

Что восхитительнее, краше

Свободных дружеских бесед,

Когда за пенистою чашей

С поэтом говорит поэт?

Н.М. Языков. Осень 1826. 173

В парке Тригорского до настоящего времени указывают плато, где среди деревьев на лугу, под открытым небом, происходили танцы под звуки шарманки; там же заметно сохраняются солнечные часы. Это не что иное, как большой круг, по периферии которого посажено 12 дубов и столько же других деревьев. В парке – два пруда и несколько аллей. Там особенно обращает на себя внимание вековая ель, стоящая одиноко среди парка. В Тригорском от времени Пушкина сохранился как самый дом, так и множество предметов в доме. Передают, что Пушкину, когда он приезжал в Тригорское, отводилась комната в два окна, приходящаяся теперь над входом в подвальное помещение; в комнату ему ставили обычно рабочий столик небольшого размера, но очень тяжёлый.

Л.И. Софийский. Город Опочка и его уезд, с. 205

В прекрасном семействе П.А. Осиновой Пушкин нашёл себе достойных собеседников. Алексей Николаевич Вульф – истый «бурш» с русскою душою, весельчак и умница, ловкий наездник, искусный стрелок, – бывал неразлучен с Пушкиным. Сёстры его, Анна и, в особенности, Евпраксия Николаевна, были очень милые, весёлые и любезные девицы; из трёх сестёр Осиповых Александра была прекрасная музыкантша. Библиотечка в Тригорском была подспорьем Пушкину при его литературных занятиях; превосходный сад, живописные окрестности берегов Сороти – давали возможность Михайловскому анахорету пользоваться прогулками и нередко встречать вдохновение в бледных красотах северной природы. «Душа на Волхове, а сердце на Великой», – говаривали новгородцы, выражая своё сочувствие псковичам; о Пушкине можно было сказать, что душа его в Михайловском, а сердце в Тригорском.