Сергей Фомичёв - Сибирский фронтир

Но несвобода вовсе не стала уделом только лишь зависимых крестьян. Высшее сословие хоть и считалось привилегированным, свободы имело не больше своих рабов. Дворян обязали служить короне, а она эта корона подчас распоряжалась ими не лучше чем сами они мужиком. Монахов, священников заперли в храмах и монастырях, мещан прикрепили к посадам и слободкам, инородцев к станам, стойбищам. И лишь небольшая прослойка общества получила относительную свободу в силу так сказать профессиональных обязанностей.

***

Изначально нацелив себя на купечество, я решил потолкаться и среди прочих свободных сословий – ямщиков, отставных солдат, корабельных работников, дабы восполнить пробелы образования и попытаться нащупать возможность легализации.

На подходе к почтовой станции, я обнаружил слежку. Носатый парень, что топтался за мной на ярмарке, сменил красную рубаху на серую и работал теперь осторожно. Только нос, какому позавидовала бы вымершая птица дронт, выдавал топтуна.

Спина заныла, вспомнив удар дубиной. Правда, среди тех ублюдков носатого парня не было. Да и зачем бы разбойникам ходить за мной по ярмарке. Нет, не разбойник он. И не полицейский. Опять гоблины, чтоб им сгореть.

Нырнув в переулок, я слегка пробежался. Ошибка – бегущий человек привлекает внимание. Народ косился, шарахался, заглядывал за спину, ища взглядом погоню. Мне повезло, что в руках не оказалось какой—нибудь курицы или поросёнка, и никто не крикнул «держи вора» хотя бы ради смеха. С крадеными документами я мог залететь в каталажку надолго.

Любопытно, где они свили гнездо? Должен же у них быть какой—нибудь штаб в этой эпохе, командный пункт, полевое управление. Не наведаться ли в Питер, на ту самую линию, где уже наверняка стоит особнячок, в котором мне удалось отследить гоблинов двести пятьдесят лет спустя?

А с другой стороны, зачем мне опять ввязываться в опасные игры? Прежний раунд закончился завтраком с динозаврами. Следующий может отправить меня к трилобитам. Нет, пусть они мутят свои дела в Питере. Ловят авантюристов из будущего, пробивающихся к трону, или какие там задачи стоят перед гоблинами? Может они сами дёргают за ниточки истории и опасаются лишь конкуренции? Лезть в это дело я не желал.

Проскочив очередной перекрёсток и свернув на какую—то улочку, я перешёл на шаг, а потом вовсе остановился. Улочка походила на деревенскую. Одноэтажные бревенчатые домики с задраенными ставнями окнами, пыльные деревца, куры. Сложно прикинуться шлангом в эдакой пасторали. Ни витрин, какие можно разглядывать, ни архитектурных достопримечательностей, ни щита с городской газетой. Стоящий посреди улицы человек выглядел столь же подозрительно, как и беглец. Поэтому, я уселся в сторонке на бугорок и стал ждать.

Прошло четверть часа. Топтун не появился. Подозрительных чужаков на улочке тоже не прибавилось. Пара прохожих в мою сторону даже не взглянула. Адреналин скис, нервы сыграли отбой. А была ли слежка? Город—то небольшой, встретить знакомую рожу здесь в порядке вещей. Мало ли какие дела у парня? А если он и следил, но знает, что я поселился у Брагина, то легко найдёт меня вновь, без суеты и погони. Зачем я вообще побежал? Экскурсия к ямщикам не тянула на секретную агентурную встречу, чтобы непременно сбрасывать хвост.

Как оказалось, визит к ямщикам не потянул и на экскурсию. Возле почтовой станции их собралось десятка два. Кто—то расположился на экипаже или возке, кто—то стоял возле распряжённых лошадей, а некоторые прохаживались взад—вперёд только с хлыстом за поясом. Со двора доносилась брань, звон железа и ржание, но работники вожжей и хлыста не обращали на суету внимания. Меня поначалу встретили приветливо, загалдели, засыпали вопросами и фирменными прибаутками, вроде классического «Эх, прокачу!». Однако, узнав, что кататься я не собираюсь, быстро потеряли интерес и вернулись к праздности. Они походили на таксистов, ловящих клиента возле станции метро или вокзала. Ну, как если бы те разгуливали, кто с рулём, кто с запаской.

– Врёшь! – раздалось со двора. – Вот этой вот рукой, стервец, пришибу!

– Кто это у вас лютует? – спросил я, пытаясь завести разговор.

Ближайшая лошадь повернула в мою сторону морду, словно желая ответить. Человеческая речь ей, однако, не давалась, а ямщики солидарно проигнорировали вопрос.

– Комиссар, – неохотно бросил один из них поле затянувшейся паузы, и словно устыдившись проявленной вежливости, тут же заинтересовался колесом повозки. Разве что не попинал его, как заправский дальнобойщик.

Дальнейшие попытки вызвать ямщиков на разговор упирались в доморощенный кодекс молчания. Они держались замкнутой кастой и посматривали с подозрением на всякого чужака.

Потратив зря полчаса я, в конце концов, плюнул, и в отместку заподозрил ямщиков в сотрудничестве с полицией, сказать о чём вслух, впрочем, посчитал лишним.

Дембелей искать не пришлось. Облачённые в остатки ветхих мундиров, они крутились возле церкви, в двух шагах от почтовой станции. Большей частью это были калеки – кто без ноги, кто без руки, а иные, что сохранили конечности в полном комплекте, пребывали в глубокой старости. Ветераны доживали деньки, зарабатывая мелким ремеслом или прося подаяния, и видели мало проку в обретенной свободе. Получив на круг горсточку меди, говорили с большой охотой. Межу воспоминаниями о каком—то по счёту крымском походе, где солдаты империи потеряли молодость и здоровье, они поведали о тяжёлой жизни в отставке и с явной завистью вспоминали собратьев, каким хватило ума пристроиться в полках. Становиться отставным унтером как—то сразу расхотелось. К тому же я понятия не имел, как добыть пресловутый «апшит».

– А кому на Руси жить хорошо? – риторически вопросил я и отправился к пристаням.

Спускаясь к Волге, я вновь приметил носатого парня. Тот оставил меня без внимания, о чём—то дотошно расспрашивая молодую женщину. Якобы по своим делам здесь оказался. Так я и поверил. Но спина больше не ныла, а я поумнел и в бега не ударился. Чёрт с ним, пусть следит – дырку в затылке не высверлит.

На берегу мне улыбнулась удача. Среди матросов, травящих байки в ожидании то ли разгрузки, то ли погрузки, я неожиданно услышал знакомую мордовскую речь. Ну, народ—то мне не чужой, земляки можно сказать. Выудив из памяти пару аутентичных фраз, а из кармана фляжку с водкой, я быстро сошёлся с земляками. Оба они оказались крещёными, оба отзывались на Николая, оба поведали много интересного о собственной судьбе, в которой, как водится, отразилась эпоха.

Кроме прочего выяснилось, что даже на Волге ещё существовал кое—где институт ясачных людей. Мордва, марийцы, чуваши частью платили подати как обычные дворцовые крестьяне, а частью платили ясак. Конечно, они почти не охотились за мехами – хорошего пушного зверя повыбили из волжских лесов столетием раньше, а потому их обязательства перед казной сводились к определённой службе или к добыче мёда.