Сергей Фомичёв - Сибирский фронтир

© Сергей Фомичёв, 2022

ISBN 978-5-0050-3537-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Они увязались за мной в безлюдной и тёмной серёдке парка. Их двое: Бомж – крепкий мужик неопределённого возраста в драном плаще, с пакетом дребезжащих бутылок, и Проныра – вертлявый паренёк в кепке, похожий на уголовную шестёрку, какими изображает их отечественная кинематография. Оба движутся в пятидесяти шагах, повторяя все мои повороты последние десять минут. Вопросов почти не осталось – они поджидали меня и никого другого.

Черту под сомнениями подводит выстрел. Пуля шуршит над головой и, выбросив щепки, исчезает в сосне. Итак, мои преследователи не расположены к разговору. Накатывает запоздалый звук выстрела, тут же угасший в ближайших деревьях, но для меня он звучит отчётливо, словно стартовый револьвер. Они стреляют, а значит мне остаётся только бежать.

Бегу, стараясь оставить между собой и преследователями побольше деревьев и бугров. Ритмичное бряцанье бутылок за спиной обрывается, раздаётся звонкий хруст – Бомж отбросил ненужную ношу. Ага! Это вам не бабочек ловить. Лёгкая атлетика! Как у нас говорилось – царица полей. Учился—то я в школе со спортивным уклоном. И хотя любовь к пиву со временем обернулась солидным брюшком, но и курить я не начал, а потому лёгкие качают кислород без труда.

Бегу вполсилы, лениво маневрирую. Палая хвоя приятно пружинит под кроссовками. Преследователи больше не стреляют, а скоро и вовсе стрелять не смогут: во—первых, сбитая дыхалка не позволит прицелиться, а, во—вторых, вот—вот людно станет – парк невелик и шум города слышен всё ближе.

Выскакиваю на площадь перед ДК ГАЗа, бросаюсь к краснокирпичному павильону метро. Народ брызгает в стороны, словно мальки от окуня. Барабаню ногами по ступенькам, спотыкаюсь, задеваю плечом какую—то бабку…

– Извините, – кричу за спину…

Состав стоит, но это ничего не значит. Станция—то конечная, интервалы большие. Он так долго простоять может. Несусь по платформе к другому выходу. Оглядываюсь – мои преследователи равняются с последним вагоном.

– Осторожно двери закрываются, – бодро сообщает магнитофон. – Следующая станция «Кировская».

Название станции записанный на плёнку диктор объявляет особенно торжественно. Будто это не станция, а руины древнего города. Ныряю. Двери пфукают и нестройным громыханием сопровождают первый толчок поезда. Поехали. Стараясь дышать глубоко и ровно, я обдумываю ситуацию. На «Кировской» можно выскочить и поменять направление, но тут не подгадаешь с интервалами – нижегородское метро не московское. Лучше всего проехать до «Комсомольской». Да, пожалуй, так будет вернее. Что я могу сказать? Они сильно удивятся, когда через станцию не обнаружат меня в этом поезде.

Ворота я нашёл совершенно случайно.

Было мне лет пятнадцать, и я гостил у родственников в Волгограде. Каникулы подходили к концу, и я уже собирал вещи, когда моим родителям пришло в голову через родственников устроить меня на приём к зубному врачу. В те времена хороший врач считался таким же дефицитом как чешское пиво, венгерские кроссовки или подписка на «Иностранную Литературу» (старшее поколение могло бы добавить к этому перечню финскую сантехнику, польскую или болгарскую парфюмерию и многое другое). К хорошим врачам попадали по великому блату, в обмен на продовольственные наборы или шоколадные конфеты фабрики «Россия». К моему сожалению, у родственников такое знакомство нашлось.

Зубных врачей я и теперь побаиваюсь, а тогда не переносил на дух. Я до жути боялся бормашинки, меня тошнило от особенного, ни на что непохожего, мерзкого запаха, висящего в зубных кабинетах, бросало в дрожь от плевательниц, ковырятельниц, крючков и прочих орудий инквизиции, била лихорадка от лампочек над креслом, от самих кресел. Даже плакаты про кариес перед входом в кабинет с зубной щёткой в виде былинного богатыря и бактериями, изображёнными злобными лохматыми монстрами навевали щемящую тоску.

Хороший врач вовсе не означает врач добрый. Напротив, профессионал относится к пациенту как к бездушной кукле; все его успокоительные фразы дежурны, а ваш рот – полость, так они и говорят – полость, в которой нужно произвести санацию. Зачистить, говоря по—современному.

Короче говоря, я единственный кто не обрадовался случившейся оказии. Последние дни каникул и без того омрачённые тем, что они последние, превращались в сущий кошмар. Но восставать против родителей и родственников я в то время ещё не решался. Пришлось покориться, уговаривая себя философским «всему приходит конец».

Я ездил в поликлинику окольным путём, нарочно давая крюк и делая ненужную пересадку, пытаясь тем самым оттянуть неизбежное. Мне было тоскливо. Я смотрел через окно на город, на покрытые пылью пирамидальные тополя, на нетерпеливые машины, на весёлых беззаботных людей. Может и у них были свои печали, но мне чужие печали казались совершенно ничтожными в сравнении с собственным.

– Остановка «Школа», следующая «Поликлиника», – объявил сквозь электрический треск стандартный женский голос.

Я невольно улыбнулся, забыв о страхах. Дело в том, что в родном Саранске троллейбус с таким же номером делает остановки с точно такими же названиями и в той же последовательности. Видимо, на какое—то время я забылся, вообразил, будто уже вернулся домой, и еду к однокласснику Петьке Дворкину, у которого давно собирался переписать Владивостокский концерт «Машины времени». А когда открыл глаза, то за окном не увидел привычных пирамидальных тополей – только начинающие уже желтеть берёзы и клёны. Это был Саранск – столица советской Мордовии.

Наваждение? Нет, картина более чем реальна. Оглядевшись, я увидел совсем других людей, иную отделку салона, но, что любопытно, к моему появлению в саранском троллейбусе его пассажиры остались равнодушны, будто и не заметили вовсе.

Вот и поликлиника, но не та в которую я направлялся сдаваться зубному врачу, а другая, в которой полгода назад мы проходили медосмотр всем классом. Двери открылись, я бросился к выходу, и хлопнул ладонью о ствол растущего возле остановки клёна. И ведь вроде никаких психических отклонений за мной раньше не замечалось, и врач вот из этой самой поликлиники перед последними сборами нашёл меня вполне адекватным и годным ко всему, что только можно вообразить. А тут такой крендель в голове образовался.

Нет, я определённо не спал. Потому даже не стал щипать себя за разные части тела. Я почему—то всегда отличал сон от реальности. Бред? Провал в памяти? Амнезия? Может быть, я давно уже вернулся домой, но позабыл об этом? Что ж, проверить легко. Я осторожно коснулся больного зуба кончиком языка и обнаружил шершавость заложенного накануне в канал мышьяка. Для верности проверил пальцем – так и есть, пломба временная.