Милица Матье - Кари, ученик художника

– А что тебе хотелось бы нарисовать? – с любопытством спрашивает Тути.

– Новое, такое, чего еще никто не рисовал, такое, чего нет в образцах, что я сам замечаю! Нарисовать то, что я вижу интересное, красивое, необыкновенное, вот что! А здесь, в гробницах, это можно сделать очень редко. Вот, смотри!

Кари схватывает Тути за руку и тянет его к той стене, которую они рассматривали раньше. Здесь он останавливается около левого края стены и говорит:

– Видишь, как будто самая обыкновенная картина, обязательная для каждой гробницы, – люди приносят подарки умершим родителям. Ты, наверное, видел много раз такие изображения в гробницах, правда? А посмотри внимательно. Видишь – около Инхерхаа и его жены – их внуки? Скажи, ты когда-нибудь видел, чтобы в гробницах так живо были нарисованы дети?

– Нет, никогда не видел, – говорит Тути, – а ведь это очень хорошо сделано! Особенно мне нравятся маленькие ребята – совсем как живые! Они точно разговаривают с дедом! А почему же здесь так необычно изобразили детей? Это что, Хеви так придумал?

– Да. Инхерхаа очень любит своих внуков, и, когда Хеви предложил ему сделать вот такую живую группу и показал черновой набросок, Инхерхаа сразу же согласился. Он ведь сам зодчий и умеет оценить художественное произведение…

– Ах, Кари, а я ведь сразу и не разглядел, как хороша эта птичка в руках у девочки! – неожиданно перебивает Тути, внимательно рассматривавший роспись.

Кари улыбается.

– Тебе нравится? А ведь это я ее написал! – говорит Кари, довольный похвалой.

Тути никак не ожидал такого ответа.

– Какой же ты молодец, Кари! – говорит он. – Как же это ты сумел так нарисовать птичку?

– Как? А я и сам не знаю. Я просто всегда стараюсь запомнить, как ходят или играют животные, запомнить движения людей или необычные фигуры, а потом рисую их для себя. Вот в этой корзинке у меня сложены именно такие рисунки – для себя самого. Вот, смотри!

Кари достает еще одну корзинку и, порывшись в ней, протягивает глиняный черепок. На нем – великолепный рисунок лошади, роющей землю копытом.

– Здорово! – восхищается Тути.

– А это? – Кари дает еще черепок, на нем опять лошадь, совсем как живая – она точно остановилась на миг на всем скаку и, стоя на трех ногах, задней ногой чешет морду. Все полно движения, все сделано с настоящим мастерством – и летящий по воздуху хвост лошади, и красивый изгиб ее спины, и поворот головы, и тонкие ноги.

– А вот теленок. Видишь, как он повернул голову назад? Это он смотрит, где его мать… А вот кошка ест рыбу… Вот котенок!

Один рисунок лучше другого, и Тути продолжает восхищаться талантом Кари.

– Котенок-то как живой, смотрит вверх и лапку кому-то протягивает! А кошка так и впилась зубами в рыбу! Ты замечательно рисуешь, Кари, ты просто настоящий художник, тебе и учиться больше не надо!

– Ну, до настоящего художника мне еще очень далеко, – отрицательно качает головой Кари. – Наоборот, мне как раз еще надо много учиться. Я еще часто делаю ошибки, вообще еще мало знаю… Вот видел бы ты замечательные росписи в гробнице скульптора Ипи! Он жил больше ста лет тому назад, но эти росписи и сегодня выглядят так, точно их только что сделали. Эта гробница большая, там можно было изобразить разные сцены и из жизни Ипи. Вот где много интересного и необычного! Например, как показаны работы в мастерской, когда под руководством Ипи изготовлялась обстановка для одного храма: несколько столяров делают большой резной балдахин; все работают, а один лентяй взял да и улегся спать. Надсмотрщик бранится, другой столяр пробует растолкать лентяя, а тот все спит. Ты бы видел, до чего это здорово сделано, просто замечательно!

– А ты покажешь мне сегодня эти росписи? – спрашивает Тути.

Но Кари отрицательно качает головой:

– Сегодня нельзя, мы не успеем, ведь тебе надо еще засветло вернуться домой, а ты лучше приходи к нам еще, хорошо? Тогда я покажу тебе все свои другие рисунки и росписи в гробнице Ипи, и еще много интересного, – обещает Кари.

Тути очень не хочется уходить, не посмотрев всего, о чем рассказывает его товарищ, но он понимает, что Кари прав – пора домой.

Мальчики направляются к выходу. На дворе их сразу охватывает зной, глаза невольно жмурятся от яркого света, тяжелее становится дышать. По-прежнему ни ветерка, ни облачка. Вот они снова на тропинке. Начинается обратная дорога.

К удивлению Тути, Кари, выйдя из двора, поворачивает не направо, откуда они пришли сюда, а налево.

– Куда же ты? – спрашивает Тути. – Ведь нам надо обратно, сюда!

– Нет, так короче, – отвечает Кари и, показывая вниз на поселок, добавляет: – Видишь, мы ведь находимся почти у южного конца поселка? Пока мы шли до гробницы Инхерхаа, мы прошли чуть не вдоль всего поселения. Значит, теперь нам ближе обойти его здесь, чем идти обратно опять вдоль поселка и огибать его с севера. Да и отсюда тебе до твоего дома будет ближе. Ты, пока плутал утром, зашел очень далеко в сторону, а отсюда можно пройти гораздо короче.

Тути смотрит вниз на поселок, потом кругом на горы, на солнце, мысленно прослеживает направление к дому и соглашается – Кари прав.

Мальчики некоторое время идут молча, потом Тути, взглянув еще раз вниз на поселок и перебирая в памяти все события этого необыкновенного дня, вспоминает о Панебе и о том, что он еще не спросил о нем Кари. Вот сейчас, кажется, самое удобное время узнать что-нибудь об этом человеке, которого следует почему-то опасаться, – кругом нет никого, одни скалы.

– Скажи, Кари, а кто такой Панеб, о котором тебе говорила твоя мать? Почему он у вас всех обижает?

– Панеб – начальник одного из отрядов работников нашего поселка, – отвечает Кари. – У нас все работники царского кладбища разделены на два отряда. Начальник другого отряда – зодчий Инхерхаа, человек как человек, тоже не очень-то добрый, но все-таки с ним жить можно. Ну, а Панеб – такого зверя никогда еще у нас не было! Он и начальником-то стал незаконно… Ну, да об этом я тебе когда-нибудь потом расскажу, – неожиданно сам себя перебивает Кари.

Тути понимает, что Кари сейчас не хочет больше говорить про Панеба, и решает не спрашивать его.

Мальчики огибают поселок, вот они уже идут вдоль его противоположной стороны.

Здесь легче дышать – скалы местами защищают от солнечных лучей. Тропинка идет немного ниже, еще ниже. Внезапно до слуха мальчиков доносятся звуки музыки и пение. Тути вопросительно смотрит на Кари, но тот продолжает путь, ничему не удивляясь, и Тути не задает вопросов.

Музыка и пение слышатся все отчетливее, можно уже различить высокий, тонкий голосок и низкий мужской голос. Еще ближе. Кари останавливается и, перегибаясь через плоский большой камень, смотрит вниз. Тути тоже с любопытством заглядывает туда же.