Сергей Шаповалов - Русский город Севастополь

– Я служил в Ост-индийской компании. Весной завербовался в военно-морской флот. Все из-за брата. Матушка просила присмотреть за ним. Да где же тут?

– Мичман Кречен, – наконец представился Александр.

– Лейтенант Ленг, – пожал руку Александру англичанин. – Вон, там, – указал он в темноту, – складывают убитых солдат. Но я вам не советую смотреть на этот ужас. Можно с ума сойти.

– Где? – Александр кинулся в указанную сторону, спотыкаясь о камни.

Горели смоляные факела, воткнутые в землю. Человек десять сапёров грызли лопатами землю с камнями. За ними лежала бесформенная гора из тел.

– Сюда нельзя! – остановил Александра высокий худощавый офицер. Он преградил дорогу. – Вы кто?

– Мы ищем братьев, – сказал, подошедший следом, лейтенант Ленг.

– Здесь вам нечего делать.

– Но, там…, – показал Александр на тела.

– Там гора костей и мяса в тряпках, и всё это перемешано в зловонную массу. Думаете, вы что-то разберёте? Извините, но я вас не пущу. Среди трупов много холерных. Запашок чувствуете?

– Вы не понимаете, наши братья пропали, – настаивал Александр.

– Пропали, значит, возможно, ещё живы. Если живы, то вы об этом вскоре узнаете. А если они в этой куче, то лучше вам не знать. Идите и молитесь.

– Ночью наши поиски напрасны, – развёл руками лейтенант Ленг. – И вам опасно здесь оставаться до утра. Арестуют. Давайте я вас выведу за посты. Завтра попробую узнать что-нибудь о вашем брате. Если что получится, как-нибудь передам весточку.

****

Александр дал лошади самой выбирать дорогу. Темнота сгустилась. На десять шагов впереди сплошная чёрная стена. Звезды нависали низко. Он попробовал сориентироваться по звёздам, но ничего не вышло. Чуть не сбился с дороги. Оказался среди непролазного колючего кустарника. Александр понадеялся на животное. Оно чувствует, куда надо идти.

Вдруг лошадь испугано дёрнулась в сторону. На дороге лежало какое-то препятствие. Александру показалось, впереди что-то шевельнулось.

– Ты кто? – грозно спросил он.

– Рядовой Прохин, – ответил голос из темноты. – Шестой сапёрный.

Услыхав о шестом сапёрном, Александр тут же соскочил на землю и подошёл ближе. Человек сидел прямо посреди дороги.

– Ради Христа, воды у вас не будет. Хотя бы глоток.

– Нет, – ответил Александр. Он не взял с собой фляги. Даже не подумал об этом впопыхах. – А почему ты сидишь?

– В ногу ранен.

– Где?

– Вот здесь, выше колена. Фельдшер перевязал и велел идти к Севастополю. Пока мог, шёл. Да только повязка кровь не держит. Нога опухла – не дотронуться.

– Послушай, а ты прапорщика Кречена знаешь?

– Так точно. В его роте состою.

– Что с ним! – чуть не сорвался на крик Александр.

– Не могу знать, ваше благородие. Последний раз видел, когда мы с Владимирским полком в эполемент отступили. К нам бомба прилетела. Вот, меня она с ног и сшибла взрывом.

– А прапорщик Кречен? Где он тогда был?

– В двух шагах от меня. Что потом произошло, я не знаю. Меня владимирцы под руки подхватили и уволокли.

Неужели Пашку убило бомбой? – ужаснулся Александр. – А вдруг, выжил? Вдруг, только ранен? Этот же солдат выжил.

– Ты идти совсем не можешь? – спросил Александр.

– Никак.

– Давай, помогу тебе подняться, ложись поперёк седла. Найдём ближайшее селение, там тебя оставлю.

– Дай Бог вам здоровья, ваше благородие.

Александр помог солдату встать, подвёл его к лошади, взвалил на седло.

– Ружье подайте, ваше благородие, – попросил он.

– Брось ты его.

– Не могу, ваше благородие. Уставом приписано: не бросать оружие. С ним я не одну версту прошёл. И бьёт оно отменно.

– Хорошо.

Александр подобрал ружье и отдал солдату.

***

Наконец засветился краюшек луны над горизонтом. Стало хоть немного видно впереди. Александр шёл медленно; дорога была вся в рытвинах и кочках. Солдат лежал поперёк седла на животе, кряхтел, стиснул зубы, стараясь сдерживать стоны.

Впереди мелькнуло что-то светлое, как будто отблеск луны в воде. Нет, не отблеск. Вроде бы – огонёк. Показалось? Нет, не показалось. Если смотреть прямо – ничего не заметно, а чуть в сторону, краем газа улавливается слабое свечение. Подойдя ближе, Александр увидел не далеко от дороги невысокое тёмное строение, возможно хижина пастуха. Двери не было. Внутри едва тлели угли в очаге. Александр направился к хижине. Заметил сбоку большую двуосную татарскую арбу, нагруженную каким-то скарбом. Две стреноженные лошади паслись неподалёку. Александр накинул уздечку на сук корявого деревца и вошёл в хижину.

Стоял кисловатый запах, какой обычно бывает там, где давно никто не жил – запах запустения. Пол земляной. Посредине очаг, сложенный из камней. На углях шипел закопчённый медный чайник. Перед очагом, сложив ноги по-турецки, сидел старик в белой фесе. Лицо у старика было круглое с жиденькой седой бородкой. Под глазами мешки. На теле, поверх белой шёлковой рубахи, суконный жилет, расшитый татарским узором. В руках он держал пиалу с чаем.

– Мир дому твоему! – сказал Александр.

– Дом не мой, и мира в нем нет, но все равно, спасибо, путник. Проходи, я напою тебя чаем, – ответил он тихим ровным голосом.

– Там, снаружи раненый. Я его приведу.

– Тебе помочь?

– Нет, сам справлюсь.

Александр вернулся. Снял с седла солдата и помог ему зайти в дом. Усадил возле стены. Старик протянул солдату пиалу.

– Осторожно. Горячий, – предупредил он и вновь опустился на своё место.

Алексей сел напротив, снял фуражку и вытер платком лоб.

– С Альмы едешь? – спросил старик.

– С Альмы, – кивнул Александр. – Брата искал.

– Нашёл?

– Нет.

– Форма у тебя русского офицера, а ходишь как крымчак.

– С чего ты это взял, отец.

– Научился людей отличать за жизнь.

– Бабушка у меня из Карачая.

– А, – протянул он. – Вот оно что.

– А ты, эфенди, что здесь делаешь? На пастуха не похож. Жилет у тебя расшитый, да рубаха шёлковая.

– Я тоже с Альмы еду, – сказал старик печально. – У меня был большой дом, погреб полный вина, сад ухоженный, а виноградник – заблудиться можно. Две коровы дойные, овцы, лошади…. Много чего было. Муфтий говорил, что придут единоверцы, мы вновь вольёмся в великую Османскую империю и заживём ещё лучше. А мне и так всего хватало. – Он вздохнул и продолжал уже с нотками гнева: – Но пришли единоверцы и разграбили мой дом. Вынесли все. Что не смогли утащить – переломали…. Я молил их оставить мне хоть крохи, но они не понимали меня. Говорили на чужом языке.

– Это были не турки, а зуавы, – попытался объяснить Александр.

– Я не знаю, кто такие зуавы. Одежда у них турецкая, а ведут себя как слуги шайтана. Собрал я все, что осталось, и теперь еду в Симферополь к родственникам. Не знаю, примут они меня или нет. Вон, – кивнул он за спину, – четыре дочери и старуха моя.