Ирина Костина - Кавалергардский вальс. Книга пятая

Тамара перекинула косу за спину:

– Дядя Вахтанг получил покровительство тиулетинского племени оттого, что проявил уважение к их законам. Вам надлежит поступить так же. Вместо того, чтоб вторгаться в их земли, пригласите деканозов к себе. Окажите им достойный приём, одарите подарками, посулите огромное вознаграждение за то, чтоб они выдали вам царевича Вахтанга с его людьми.

– Думаешь, выдадут?! Ты же сама сказала, если тот обнял священный дуб Багратионов…

– Это для племени святыня, – перебила его царевна. – А деканозы такие же продажные, как и другие священники! Главное – склонить их на свою сторону. А они, почуяв собственную выгоду, убедят в этой идее свой народ так искусно, что будьте уверены!!

Саша посмотрел внимательно в прекрасные карие глаза царевны и спросил:

– Почему ты помогаешь нам? Ведь ты говоришь, что мы здесь чужие. А сейчас учишь нас, чужаков, как взять в плен твоего родного дядю.

Тамара сверкнула глазищами и вновь принялась теребить косу:

– Последнее время всё смешалось в моей родной земле. Свои – жгут, разоряют и убивают! Чужие – жалеют и спасают! Да, вы для меня чужие и глупые!! Но вы не желаете нам зла. Пока я это вижу, я буду на твоей стороне, Чернышёв.

К началу зимы русские взяли в плен царевича Вахтанга. Тиулетинские деканозы за особое вознаграждение выдали им дороги, по которым движутся люди царевича, направляясь на свои разбойничьи вылазки. Вахтанга заключили в тюрьму до особого распоряжения императора Александра. Сокрушительные набеги на Тифлис прекратились.

Кнорринг, ушедший в отставку, всё же направил из Моздока отряды казаков для сохранения порядка в Грузии. Временно, до прибытия князя Цицианова, командование на себя взял генерал-майор Лазарев.

13 декабря 1802 года

Санкт-Петербург

Каменноостровский дворец

Елизавета Алексеевна лежала на кровати и, глядя в потолок, переживала вчерашние события празднества в честь дня рождения императора. Её переполняли противоречивые чувства триумфа и досады.

Сначала всё было хорошо. Её подарок произвёл фурор! Александр был удивлён работой Протасинских фарфоровых мастеров, и с гордостью демонстрировал сервиз гостям. Затем, взяв под руку супругу, увёл её в сторонку и долго беседовал, выясняя подробности. Его интересовало всё: кто этот неизвестный мастер-самородок? Где он проживает? Узнав, что Елизавета вложила десять тысяч из государственной казны в развитие строительства его фарфорового завода на Москве, император восхищённо поцеловал супруге руку и произнёс:

– Это царский поступок, Лиз, достойный восхищения!! Я горжусь тобою, милая! Впрочем, я никогда не сомневался в том, что в твоём лице Россия обретёт настоящую императрицу, заслуживающую всеобщую искреннюю любовь!

И это было сказано в присутствии вдовы-матери, тут же позеленевшей от злобы за такое коварное предательство сына. «Как он мог?!» – гневалась про себя она. – «В то время, как всем известно, что не тихоня-Лизка, а я, Мария Фёдоровна самая добродетельная и любимая народом государыня!»

Но торжество над ненавистной свекровью было не единственной каплей бальзама на душу Елизавете, но ещё и долгожданная сатисфакция по отношению к фаворитке. Мария Антоновна вдруг лишилась привычного внимания государя и была вынуждена половину вечера оставаться в тени славы Елизаветы.

Впрочем, Нарышкину Лиз недооценила. В разгар бала та якобы случайно оказалась возле Елизаветы и невинно справилась о здоровье императрицы.

– Благодарю, я вполне благополучна, – ответила она ей, победно глядя сверху вниз на соперницу.

На что коварная Нарышкина доверительно сообщила:

– Ой, знаете, а я что-то недомогаю. По-моему, я беременна…

Это был удар ниже пояса. «Вот мерзавка!» – подумала Лиз, чуть не плача, – «Будто бы я не догадываюсь, от кого она может быть беременна!!». Фаворитка не прогадала. Настроение Елизаветы на оставшийся вечер было безвозвратно испорчено.

Правда, Александр до окончания бала продолжал быть любезным с супругой. И Лиз грешным делом даже подумала, а вдруг он захочет ночью провести время с ней, вместо фаворитки? И даже на всякий случай облачилась перед сном в лучшую ночную сорочку. Но Александр не пришёл…

Поутру, это обстоятельство огорчило Елизавету. А потом, нежась в кровати, она вдруг поняла, что не так уж ей хотелось присутствия мужа в своей постели, как просто осознания того, чтоб Нарышкина думала, будто он пребывает в её объятиях.

Её размышления нарушила камеристка. Прокравшись на цыпочках, она тихонько осведомилась:

– Ваше величество? Вы уже изволили проснуться? В приемных покоях второй час один кавалергард настойчиво ожидает возможности нанести Вам ранний визит.

– Какой кавалергард?

– Говорит, что принес какие-то рисунки по поручению госпожи Протасиной.

Лиз мигом выпрыгнула из постели:

– Одеваться! Живо!

Она перевязала волосы шёлковой лентой и обернулась к камеристке, тянущей в комнату стеллаж с платьями:

– Не надо платья. Подай мне халат, – и, увидев удивлённый взгляд прислуги, поспешно добавила. – Ничего. Это неофициальный визит. Давай вон тот, синий с серебром.

Застегнув на талии пуговицы парчового халата, Елизавета опустилась в кресло у окна, взяла в руки чашечку с горячим кофе и приказала:

– Распорядись, пусть заходит.

Алексей вошёл и остановился посреди комнаты, невольно залюбовавшись императрицей. Без пудры и чопорного парика, в халате, она выглядела такой домашней и родной.

– Доброе утро, Ваше императорское величество, – поклонился он. – Варвара Николаевна сказала, что Вы велели занести рисунки.

– Присаживайтесь, Алексей Яковлевич, – она гостеприимным жестом указала на соседнее кресло.

Он сел, неловко разместив на коленях большущую папку.

– Хотите кофе? – неожиданно предложила Елизавета.

– Нет, что Вы, – засмущался он.

– Не любите кофе? – уточнила она.

– Люблю.

– Так в чём же дело? Составьте мне компанию.

И, не дожидаясь ответа, сама взяла кофейник и наполнила вторую чашку.

– Благодарю, – Алексей принял чашку из её рук. Отпил, почувствовав, как горячая влага разливается внутри, согревая тело.

– Как там, на улице нынче? – спросила она как-то запросто.

– Метёт, – ответил он. – Мороз. За щёки кусает.

И вдруг не сдержался от улыбки…

– Чему Вы смеётесь? – удивилась она.

– Нет-нет, – спешно ретировался он. – Ничего.

– Ну, я же вижу, Вы о чём-то подумали. О чём?

– Умоляю, Ваше величество, я не посмею это сказать, – возразил Алексей.

– Да, бросьте, – Елизавета дёрнула кончиком носа и вдруг заговорщически наклонилась ближе. – Мы здесь совсем одни. Кто Вас осудит? Говорите!