Андрей Павлов - Diu iecoris (долгожитель)

Сомнений не осталось – это был Каспар. Сделав еще круг, не приближаясь к нему, зашел внутрь церкви и пробыл там с полчаса. Когда вышел, бедняга все еще сидел на подстилке, немного раскачиваясь из стороны в сторону и что-то бормоча себе под нос. Проходя мимо, бросил ему в шляпу пару пфеннигов, но он даже не изменился в лице, а все так же продолжал сидеть с отрешенным лицом и бормотать. Теперь оставалось только понять, где он живет, а также где ест и пьет. Сегодня решил не рисковать, отложил на неделю.

Через неделю пришел к церкви раньше, обошел ее, зашел внутрь и через пять минут вышел из нее, направившись к той улице, со стороны которой неделю назад вышел Обреченный. Не пройдя и пяти Landmeile (около 40 метров), увидел впереди себя знакомый силуэт, вынырнувший из неприметного переулка. Не подавая виду, прошел мимо Каспара. На пересечении улицы и переулка очень удачно оказался Gaststatte. Зайдя туда, заказал flussiges Brot («жидкого хлеба» – пива), сел у окна и стал ждать появления Каспара…

Просидел не менее полутора часов, пока не увидел Обреченного, медленно идущего от церкви. К моему удивлению, он сразу зашел в это же заведение.

Хозяин, недовольно поморщившись, окликнул его:

– Не смей садиться к столу, бродяга! Вон лавка у входа, там и располагайся.

Каспар порылся в карманах сюртука, достал оттуда несколько монет и протянул их хозяину:

– Налей на все!

Его голос был до безобразия противен! Скрипуч, как у старика, и к тому же он немного заикался и не выговаривал букву «л», так что с первого раза показалось, что он сказал «наей на все». Подумал: кому – ей? Оглянулся. Так как никого не было в гаштете, кроме меня и хозяина, понял, что он имел в виду «налей».

– Сколько тут у тебя? – спросил недовольный хозяин, взяв деньги. – Да тут нет и на четверть Nosel (около 250 миллилитров).

– Добавь ему от меня столько же, – сказал хозяину, – и пусть сядет за мой стол.

– Как будет угодно, – ответил хозяин и, подтолкнув Каспара, пошел наливать ему пиво.

Обреченный (а вид у него был именно такой) сел напротив. Когда принесли пиво, он жадными глотками выпил его до дна, поставил кружку на стол и впервые взглянул перед собой.

Он был словно во сне. Смотрел насквозь. Было немного жутко глядеть на человека, которого через некоторое время предстояло убить. Зная о нем уже достаточно много (из местных газет и слухов), решил проверить кое-что и прочел ему венгерскую (говорили, что он родом из Венгрии) пословицу:

Az egyik sor nem sor.

Ket sor – fel ital.

Negy sor – egy sor.

De egy sor nem sor!

(Одно пиво – не пиво.

Два пива – полпива.

Четыре пива – одно пиво.

Но одно пиво – не пиво!)

И закончил фразой на венгерском:

– Egyetdrtek, Caspar? (Ты согласен, Каспар?)

Его взгляд из рассеянного резко стал сосредоточенным, направленным на губы собеседника. Он смотрел именно на губы, но не в глаза. Ответ, также на венгерском, поразил:

– Nem tudok meghalni a kezedben. Ez baleset lesz. Meg kell halnom. Ez a vege. (Я не могу умереть в твоих руках. Это будет несчастный случай. Но я должен умереть. Это конец.)

И снова, как и в первом случае, его взгляд затуманился и потух. Он встал и молча вышел из гаштета.

– Что-то сегодня он недолго, – пробурчал хозяин. – О чем вы говорили? Кажется, это был не немецкий язык?

– Спасибо. У вас прекрасное пиво. – Пропуская мимо ушей его фразы, заплатив, поднялся и направился вслед Обреченному. Он был в шагах пятнадцати впереди, шел, слегка пошатываясь, периодически опираясь на стены домов. Проводив его до дома и уяснив, где он живет, вернулся к себе. Полдела сделано. Но что значили его слова?..

Декабрь. Оставался месяц. В Нюрнберге наступила Christkindlesmarkt – дословно переводится с немецкого как «рынок младенца Иисуса» – Рождественская ярмарка. Она является одной из старейших не только в Германии, но и в Европе. Тысячи приезжих стараются попасть на нее.

Был морально готов к тому, чтобы выполнить указание. Записку, о которой предупреждали, подготовил заранее, положив ее в специально купленный на баварской границе шелковый кошелек пурпурного цвета. Почему пурпурного? Не знаю… Понравился… К церкви уже не ходил – зачем? Отслеживал только его путь назад, он был неизменным: гаштет – дом. Все случилось в ночь с 13 на 14 декабря, когда Обреченный возвращался из него, сильно перебрав. Днем, похоже, подавали хорошо, поэтому Каспар задержался в гаштете дольше, чем обычно. На улицах людно – ярмарка была в самом разгаре. Он вышел из гаштета, пошатываясь более обычного. Прохожие расступались перед ним, а он что-то грозно кричал им вслед. Вдруг навстречу ему попалась компания из четырех молодых людей, одетых не по местным обычаям – явно приезжих. Они также были навеселе и бурно обсуждали перипетии сегодняшнего дня. Поравнявшись с ними, Каспар неожиданно толкнул одного, потом резко ударил второго. Завязалась драка. Его нещадно били. Он упал. Те четверо, не сговариваясь, развернулись и бросились наутек. Подбежав к нему, увидел, что из его груди торчит рукоятка ножа. Как завороженный смотрел в его затуманенные глаза.

– Я был неправ. Я умираю в твоих руках…

И глаза застыли… Первый раз увидел, как умирает человек. Много видел мертвых, но как умирает – впервые.

Очнулся. Медлить было нельзя. Знал, что следят. Достал кошелек и положил рядом. Оглянулся. Улица была пуста. Его слова оказались пророческими. Он знал, как умрет.

14 декабря 1833 года Каспар Хаузер был найден мертвым с ножом в груди. Рядом лежал кошелек, в котором полиция нашла записку, изготовленную таким образом, что прочесть ее можно было только в зеркальном отражении:

«Хаузер вам сможет точно описать, как я выгляжу и откуда я взялся. Чтобы не утруждать Хаузера, я хочу сам сказать вам, откуда я _ _ я появился с _ _ баварской границы _ _ на реке _ _ я вам даже имя скажу: М. Л. О.»

Записка, найденная в кошельке

Под «М. Л. О» зашифровал фразу «maledictis lapis offensionis» («обреченный камень преткновения»). Для меня – Обреченный. Для них – камень преткновения. Пусть поломают голову.

На следующий день уехал из Нюрнберга в Венгрию, в Обуду, и уже там получил письмо следующего содержания:

«Вам повезло, что так случилось. Мы смотрели за вами. Вы все делали правильно, но… Больше тревожить не будем, но надеемся на вас. Считайте это за наказание».

Ну что же. Плохо то, что смотрели, но не заметил. Хорошо то, что не будут тревожить. Не будут так не будут. Словно камень с души упал. Но почему – наказание?!..

Вместе с письмом получил солидный кошелек вознаграждения – как это потом стал называть – серебряные монеты (потом купюры) именно тех стран, где совершались события… Не скажу, что их было много, но позволяли перебраться в другую страну и начать жизнь заново. Этот «гонорар» стал постоянным.