Владимир Аникин - Осмотреться в отсеках

Распорядок дня для экипажа был разработан и утвержден командиром лодки с учетом пребывания в отрыве от основного места базирования. Мероприятия боевой подготовки проводились, в основном, до обеда. Остальное время рабочего дня было занято уходом за материальной частью лодки и отдыхом.

Именно здесь, на этом самом плавпирсе, в 1966 году на нашей лодке произошел пожар из-за возгорания перекисно-водородной торпеды «53-61МА», в результате которого выгорел первый отсек и погиб рулевой-сигнальщик старший матрос Борис Нечаев.

С началом пожара была немедленно объявлена аварийная тревога, первый отсек загерметизирован, личный состав выведен во второй отсек. Тушение пожара осложнялось тем, что воспламенившуюся выделяемую из торпеды перекись водорода можно погасить только водой. Закачка воды в первый отсек с помощью помпы результатов не принесла из-за создавшегося высокого давления в аварийном отсеке. Выход был один – отдраить торпедопогрузочный люк и заливать воду в торпедный отсек с помощью пожарных насосов плавбазы «Эльбрус», к которой была ошвартована в то время лодка.

Командир подводной лодки капитан 2 ранга Маталаев Никита Львович отдал приказание троим подводникам, в числе которых был и старший матрос Борис Нечаев, отдраить торпедопогрузочный люк. Из-за высокого давления в отсеке люк заклинило, пришлось применить молот. Тем временем счет шел на минуты, мог взорваться весь торпедный боезапас первого отсека – десять боевых торпед, из которых две (в торпедных аппаратах) со специальными боевыми зарядными отделениями. Последствия от этого взрыва могли быть непредсказуемыми.

Наконец, при очередном ударе молота по кремальере люк резко открылся, из горящего отсека вырвалась струя дыма и огня. Хлопок был такой силы, что старший матрос Борис Нечаев был отброшен за борт, ударился о борт плавбазы и утонул. Отсек немедленно заполнили водой с помощью пожарных насосов плавбазы «Эльбрус», и пожар был потушен.

Но борьба за живучесть лодки на этом не закончилась. При откачивании воды из аварийного отсека до определенного уровня торпеда вновь воспламенялась. И только через несколько часов удалось полностью остановить горение перекиси водорода.

Памятник старшему матросу Борису Нечаеву в Балаклаве

Фото: travel-bug.club

В результате пожара первый отсек выгорел практически полностью, но торпедный боезапас лодки не сдетонировал и удалось избежать масштабной катастрофы. После ремонта отсека и восстановления боеготовности С-384 продолжила свою службу в составе сил постоянной готовности бригады. Командиром этого отсека я и являлся по истечении девяти лет после пожара.

В настоящий момент на борту лодки перекисных торпед не было, основной боекомплект состоял из торпед «53-65К», окислителем у которых был не менее опасный и горючий компонент – кислород. Поэтому основное внимание я как командир БЧ-3 уделял уходу и обслуживанию именно этих торпед. Безаварийное содержание торпедного боезапаса на борту лодки было моей прямой обязанностью. Вахтенный торпедист вел специальный журнал, в котором отображались записи замеров процентного содержания кислорода в первом отсеке с установленной периодичностью. Халатность и низкая специальная подготовка торпедистов были абсолютно недопустимы. Превышение установленной нормы процентного содержания кислорода могло привести к пожару.

Дежурный торпедист в первом отсеке ПЛ 613 проекта

Фото: navy.su

Свободного времени у нас, офицеров лодки, появилось намного больше, нежели при нахождении в Балаклаве. Одно лишь удручало – оторванность от наших семей и отсутствие любой связи с ними. В то время мобильных телефонов еще не было, поэтому мы были в полном неведении о наших женах и детях. Конечно, в случае крайней необходимости наши родные могли обратиться к командованию бригады в Балаклаве и таким образом по радио передать то или иное известие. Но такой крайней необходимости мы и сами, естественно, не желали.

Радисты нашей лодки несли круглосуточную радиовахту для того, чтобы не пропустить сигнал боевого управления с командного пункта флота. Этот сигнал мог поступить в любое время суток, и с его получением лодка обязана была в течение часа выйти в море и следовать в район несения боевой службы. Такой сигнал, с целью проверки готовности лодки, однажды был принят. С-384 через 30 минут снялась со швартовых и вышла из озера в открытое море. Но через некоторое время поступила команда на возвращение к месту несения боевого дежурства. Проверку боевой готовности лодка выдержала на «отлично».

Вскоре выяснилось, что в озере водится в большом количестве морская рыба, ловлей которой не занимался только ленивый. Ловили кефаль, ставриду, ласкиря, окуня, султанку, луфаря. Особенно интересной была подводная охота на лобана и крупную кефаль. Вода в озере была кристально чистой, в прибрежной полосе среди длинных водорослей подводный охотник мог наблюдать не только различных рыб, но и морских крабов и других обитателей Черного моря. На глубине 10 метров и более мы находили, в то время еще редкие в Черном море, раковины рапаны, которые после обработки превращались в сувениры. Свой небольшой пляж, рыбная ловля, чистый морской воздух таким образом скрашивали наши подводные будни.

Культурная программа состояла из просмотра по вечерам кинофильмов, которые крутили нам на древнем киноаппарате. Фильмы эти набирали на кинобазе флота, перед походом в Донузлав, и состояли они, в основном, из старых заезженных кинолент. Телевизора на плавбазе не было, все новости мы узнавали только по радио.

В выходные дни играли в футбол и волейбол, примитивная спортивная площадка располагалась рядом с плавпирсом. Через некоторое время к нашему борту ошвартовалась ракетная лодка С-162, которая также заступила на боевое дежурство. С этого момента все спортивные мероприятия уже проводились в соревнованиях между экипажами наших лодок.

В те годы была мода заниматься чеканкой по меди. Многие офицеры увлекались этим интересным хобби. По вечерам в каютах плавбазы постоянно был слышен стук молоточков по листам меди, и, надо отдать должное, у некоторых мастеров получались, в итоге, свои шедевры. Особенно выделялся в этом плане наш штурман старший лейтенант Николай Карпов, ставший моими другом на долгие годы. Его чеканки были настоящими произведениями искусства, их можно было посылать на любые выставки.