Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря

Это был ученый, который посвятил свою жизнь изучению философии и Священного Писания. По поручению короля Хайме II он написал книгу «Llibre de paraules de savis e filosofs» [4] «Книга слов мудрецов и философов». – Примеч. автора. , но еще он был врачом, самым главным врачом в еврейской общине. Увидев Гиамона, Хафуда Бонсеньор лишь покачал головой.

Грау услышал крики жены и опрометью бросился к лестнице. Гиамона спускалась из спальни в сопровождении Себастьяна Фонта. Между ними шел Хафуда Бонсеньор.

– Жид! – выкрикнул Грау и плюнул ему вслед.

Мальчик умер два дня спустя.

Не успели похоронить Гиамона и снять траур, как Грау, войдя в дом, жестом подозвал к себе Жауме. Когда первый помощник подошел к нему и Гиамоне, Грау жестко произнес:

– Я приказываю тебе сегодня же убрать отсюда Арнау и позаботиться о том, чтобы его нога больше не переступала порог этого дома!

Гиамона выслушала мужа в полном молчании.

Грау рассказал ей о том, что ему сообщила Маргарида: это Арнау подговорил детей пойти к морю. Их сын и дочь не могли до такого додуматься!

Гиамона не проронила ни слова в ответ на его обвинения в том, что она приютила своего брата и племянника. В глубине души она знала, что это было всего лишь фатальным стечением обстоятельств, но смерть младшего сына лишила ее смелости противостоять мужу. Ложь Маргариды – главное доказательство вины мальчика – не давала ей возможности защитить племянника. Арнау был сыном ее брата, и мальчик, несомненно, не хотел причинить зла, но Гиамона предпочла этого не признавать.

– Привяжи черномазую к одному из столбов в мастерской, – приказал Грау первому помощнику, когда вопрос по поводу Арнау был решен, – и собери всех, в том числе мальчишку.

Грау обдумал все во время похоронной церемонии: в первую очередь виновата рабыня – она должна была следить за детьми!

Потом, пока Гиамона плакала, а священник читал молитвы, он, прищурив глаза, задался вопросом: каким образом наказать няньку?

Закон запрещал убивать или увечить рабов, но никто ни в чем не сможет упрекнуть его, если ее смерть станет следствием понесенного наказания.

Грау еще никогда не сталкивался со столь тяжелым преступлением. Он представлял мучения, о которых слышал: облить девушку кипящим животным жиром (найдется ли у Эстраньи достаточно жира на кухне?), заковать ее в оковы или заточить в подземелье (нет, этого слишком мало), избить ее, связав по рукам и ногам… или отхлестать кнутом.

«Будь осторожней, когда будешь им пользоваться, – сказал капитан одного из кораблей, преподнеся ему в качестве подарка кнут. – Он такой, что может одним лишь ударом снять кожу с человека!»

С тех пор Грау хранил этот дорогой кнут, привезенный с Востока. Толстый, из плетеной кожи, легкий и простой в обращении; у него было несколько хвостиков, каждый из которых заканчивался заостренными металлическими кусочками.

Когда священник замолчал, несколько мальчиков замахали кадилами вокруг гроба. Гиамона закашлялась, Грау глубоко вздохнул.

Мавританка застыла в ожидании. Привязанная за руки к столбу, она едва касалась пола кончиками пальцев ног…

– Я не хочу, чтобы мой сын видел это, – сказал Бернат, обращаясь к Жауме.

– Сейчас не время спорить, Бернат, – возразил первый помощник. – Не ищи себе беды…

Бернат упрямо покачал головой.

– Ты много сделал для сына, Бернат, так не усложняй жизнь своему ребенку.

Грау, облаченный в траур, вошел в круг, образованный рабами, подмастерьями и помощниками, которым велели собраться у столба.

– Раздень ее, – приказал он Жауме.

Мавританка попыталась поднять ноги, когда с нее начали срывать рубашку. Тело девушки, обнаженное, темное, блестящее от пота, было выставлено перед невольными зрителями, которые боязливо поглядывали на кнут, растянутый Грау на полу.

Арнау расплакался от страха, и Бернат с силой сжал его плечи.

Хозяин отвел руку назад и ударил кнутом по обнаженной плоти; кнут щелкнул по голой спине, и хвостики с металлическими наконечниками, обвившись вокруг тела, вонзились в груди Хабибы. Тонкий ручеек крови потек по темной коже мавританки, а на грудях остались рваные раны. Острая боль пронзила ее тело, и Хабиба, подняв лицо вверх, взвыла.

Арнау затрясся и закричал, упрашивая Грау остановиться.

Грау снова отвел руку:

– Ты должна была присматривать за моими детьми!

Щелканье кнута заставило Берната развернуть Арнау и прижать голову мальчика к своей груди.

Женщина взвыла снова.

Арнау, пытаясь заглушить свои крики, зарылся головой в одежду отца. Грау продолжал хлестать мавританку, пока ее спина, плечи, груди, ягодицы и ноги не превратились в одну кровоточащую массу.

– Скажи своему хозяину, что я ухожу, – сказал Бернат.

Жауме с досадой сжал зубы. В этот миг ему хотелось по-братски обнять Берната, но кое-кто из подмастерьев внимательно смотрел на них. Бернат проводил взглядом первого помощника, который пошел к дому.

Сначала Бернат попытался поговорить с Гиамоной, но сестра не принимала никого. Целыми днями Арнау не вставал с соломенного тюфяка Берната, на котором они должны были теперь спать вместе.

Когда отец подходил к нему, мальчик сидел в одной и той же позе: он всегда пристально смотрел на то место, где лежала истерзанная мавританка, которой после истязаний попытались оказать помощь – но все усилия оказались напрасными.

Ее отвязали, как только Грау вышел из мастерской, но все растерялись, не зная, куда положить девушку.

Эстранья прибежала в мастерскую с оливковым маслом и мазями, однако, увидев сорванное с тела страдалицы живое мясо, только покачала головой.

Арнау смотрел на все это издали – спокойно, но со слезами на глазах. Бернат настаивал, чтобы он ушел, но мальчик отказался. В ту же ночь Хабиба скончалась. Единственное, что свидетельствовало о ее смерти, было прекращение ее стенаний, похожих на плач новорожденного…

Грау, услышав о решении своего шурина из уст Жауме, растерялся. Этого ему только не хватало: два Эстаньола со своими приметными родинками примутся бродить по Барселоне в поисках работы, рассказывая о нем всем, кто пожелает услышать…

А таких сейчас найдется немало, ведь он почти достиг вершины!

У Грау похолодело в желудке и пересохло во рту: он, Грау Пуч, старшина Барселоны, консул гильдии гончаров, член Совета Ста, приютил у себя беглых крестьян! Знать восстанет против него. Чем больше помогала Барселона королю Альфонсу, тем меньше зависел он от сеньоров-феодалов и все меньше становились милости, которые знать могла получить от монарха. А кто оказывал самую большую помощь королю? Он. Кому наносило ущерб бегство рабов-крестьян? Знати, у которой была земля.