Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря

– Отец, давай!

Носком башмака Арнау стал отбрасывать почерневшую землю, которую Бернат заканчивал сбивать ногой.

– Что ты делаешь, Бернат? – повторил Жауме.

Бернат не ответил.

Прошло несколько секунд. Оглянувшись, Жауме увидел, что рабы перестали работать… и не отрывают от него взгляда.

– Принеси мне воды, сынок, – попросил Бернат, воспользовавшись замешательством Жауме.

Арнау поспешно вскочил, и впервые за несколько недель Бернат увидел его таким оживленным.

Жауме больше не подавал голоса.

Отец и сын опустились на колени и молча сдирали землю, пока не убрали все следы несправедливой казни.

– А теперь иди поиграй, сынок, – сказал ему Бернат, когда они закончили работу.

Арнау опустил взгляд. Ему хотелось спросить: с кем он должен играть?

Бернат провел рукой по голове мальчика и легонько подтолкнул его к двери.

Когда Арнау оказался на улице, он, как и во все эти дни, обошел дом Грау и взобрался на развесистое дерево, которое возвышалось над забором.

Оттуда был виден сад.

Спрятавшись, он ожидал, пока выйдут его двоюродные братья и сестра в сопровождении Гиамоны.

– Почему вы теперь не любите меня? – бормотал он. – Я ведь ни в чем не виноват.

Его двоюродные братья, казалось, были в хорошем настроении. Смерть Гиамона отдалялась временем, и только лицо их матери иногда болезненно искажалось от нахлынувших воспоминаний. Жозеф и Женис делали вид, что дерутся, а Маргарида смотрела на них, сидя рядом с матерью, которая почти не отходила от детей. Арнау, спрятавшись на дереве, грустил, вспоминая, как они дружно играли раньше.

Каждое утро Арнау стал взбираться на это дерево.

– А эти тебя уже не любят? – услышал он однажды вопрос, раздавшийся как будто с небес.

От неожиданности мальчик на миг потерял равновесие и чуть не упал с высоты. Арнау огляделся, но никого не увидел.

– Я здесь, – снова раздался голос.

Арнау посмотрел внутрь кроны, откуда исходил голос. Наконец ветви зашевелились, и между ними ему удалось различить фигуру мальчика, который махал ему рукой. С серьезным видом на лице тот сидел верхом на одном из сучьев.

– Что ты делаешь… на моем дереве? – сухо спросил его Арнау.

Мальчик, грязный и исхудавший, не смутился.

– То же, что и ты, – коротко ответил он ему. – Смотрю.

– Ты не имеешь права смотреть, – заявил Арнау.

– Почему? Я уже давно это делаю. Я тебя и раньше видел.

Грязнуля немного помолчал.

– Твои братья тебя уже не любят? Поэтому ты плачешь?

Арнау почувствовал, как по щеке покатилась слеза, и рассердился: этот оборванец подсматривал за ним!

– Сейчас же спускайся, – приказал он, когда уже сам был на земле.

Мальчик проворно слез с дерева и встал перед ним.

Арнау был на голову выше его, но мальчуган не выглядел испуганным.

– Ты за мной подглядывал! – обвинил его Арнау.

– Ты тоже подглядывал, – защищался малыш.

– Да, но они – мои двоюродные братья, и я имею право это делать.

– Тогда почему ты не играешь с ними, как раньше?

Арнау больше не мог сдерживаться и громко всхлипнул.

Когда он собрался наконец ответить, у него задрожал голос.

– Не переживай, – сказал малыш, пытаясь успокоить его, – я тоже часто плачу.

– А ты чего плачешь? – спросил Арнау, вытирая слезы.

– Не знаю… Иногда я плачу, когда думаю о маме.

– У тебя есть мама?

– Да, но…

– А что же ты здесь делаешь, если у тебя есть мама? Почему ты не играешь с ней?

– Я не могу быть с ней.

– Почему? Она разве не у тебя дома?

– Дома… – смутившись, произнес мальчик и добавил: – Конечно дома.

– Тогда почему ты не с ней?

Мальчик провел рукой по грязному лицу и не ответил.

– Она больна? – продолжал расспрашивать Арнау.

Незнакомец отрицательно покачал головой и сказал:

– Здорова…

– Тогда что с ней? – настаивал Арнау.

Мальчик безутешно посмотрел на него. Покусывая нижнюю губу, он наконец решился.

– Пойдем, – сказал он, схватившись за рукав рубашки Арнау. – Иди за мной.

Малыш быстро вышел за ворота и побежал с удивительной для его росточка быстротой. Арнау следовал за ним, стараясь не терять из виду, что было просто, когда они бежали через квартал гончаров, с его открытыми и просторными улицами. Но вскоре стало труднее: они оказались в центре Барселоны, где узкие городские улочки, полные людей и лотков с товарами ремесленников, превращались в настоящие ловушки, из которых почти невозможно было выбраться.

Арнау не знал, где он находится, но бежал без всякой предосторожности; в тот момент его единственной целью было не потерять из виду маленькую фигурку нового товарища, который ловко пробирался между прохожими и прилавками торговцев, вызывая возмущение и тех и других. Менее проворный Арнау, не успевая увернуться от проходящих мимо людей, принимал на себя все последствия раздражения, вызванного его новым товарищем, выслушивая ругательства в свой адрес. Кто-то собрался даже дать ему затрещину, кто-то попытался схватить за рубашку, но Арнау удалось ускользнуть от них, хотя из-за этого он упустил из виду своего проводника и внезапно очутился недалеко от большой площади, заполненной людьми.

Арнау знал эту площадь. Однажды он был здесь с отцом.

– Это площадь Блат, – сказал ему отец, – центр Барселоны. Видишь этот камень посередине площади? – (Арнау проследил за рукой отца.) – Этот камень означает, что отсюда город начинает делиться на кварталы: Морской, Фраменорс, Дел-Пи и Салада – он же Сант-Пере.

Он добрался до площади по улице торговцев шелком и остановился перед воротами замка викария. Арнау попытался разглядеть в толпе своего нового приятеля, но люди, заполонившие площадь, мешали ему. С одной стороны портала находилась главная городская скотобойня, а с другой – несколько прилавков, на которых продавали выпеченный хлеб. Арнау решил поискать малыша между каменными столами, расположенными с обеих сторон площади.

Всюду суетились горожане.

– Это рынок пшеницы, – объяснял ему Бернат, когда они гуляли здесь. – Вон на тех прилавках продают пшеницу городские перекупщики и лавочники, а напротив, на других прилавках, зерном торгуют крестьяне, которые приезжают в город, чтобы продать собранный урожай…

Арнау никак не мог высмотреть оборвыша, который привел его сюда. Его не было среди людей, которые торговались, покупая пшеницу.

Пока Арнау стоял перед Главными воротами, пытаясь разглядеть в толпе мальчика, его оттолкнули люди, которые пытались заехать на площадь. Он попробовал увернуться от них, вплотную прижавшись к прилавкам торговцев хлебом, но как только его спина коснулась прилавка, ему сразу же отпустили подзатыльник.

– Пошел отсюда, молокосос! – крикнул торговец.