Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря

Все трое поели с аппетитом, чувствуя на себе заботливый взгляд хозяйки, готовой снова наполнить их тарелки.

– А теперь – спать, – сказал Бернат, умиротворенный событиями дня. – Завтра на работу.

Жоанет задумался. Когда все встали из-за стола, он посмотрел на Берната и повернулся к двери.

– Не время выходить на улицу, сынок, – мягко произнес Бернат в присутствии обоих стариков.

И мальчик остался.

– Это – брат моей матери и его сын, – сказала Маргарида своей мачехе, когда та узнала, что Грау заключил контракт еще с двумя людьми, чтобы те смотрели за семью лошадьми.

Грау заявил ей, что ничего не хочет знать о лошадях, и действительно, он даже не спустился вниз, чтобы осмотреть великолепные конюшни, расположенные на первом этаже особняка. Молодая супруга сама выбрала животных и привела с собой своего старшего конюха Жезуса, который посоветовал госпоже взять опытного стремянного Томаса.

Но четверо конюхов для семи лошадей – это слишком даже для привычек баронессы, и она высказала свои претензии по этому поводу в первое же посещение конюшен, после того как взяли Эстаньолов.

Изабель настояла, чтобы Маргарида продолжила рассказ.

– Они были крестьянами, рабами-земледельцами, – сообщила девочка.

Изабель не проронила ни слова, но с этого момента у нее появились подозрения.

– Его сын, Арнау, – говорила между тем Маргарида, – виноват в смерти моего младшего брата Гиамона. Я ненавижу их! Не понимаю, зачем отец нанял этих Эстаньолов.

– Мы узнаем, в чем дело, – заверила ее баронесса, цедя слова и не отрывая взгляда от спины Берната, который чистил одну из лошадей.

Однако Грау не придал значения словам супруги.

– Я счел это необходимым, – коротко объяснил он, подтвердив ее подозрения, что его родственники – беглые крестьяне.

– Если бы мой отец узнал…

– Но ведь он не узнает, не правда ли, Изабель? – Грау пронзительно посмотрел на жену, которая уже была готова спуститься к ужину.

Это был один из новых обычаев, введенных ею в жизнь Пуча и его семьи.

Баронессе едва исполнилось двадцать лет; она была ужасно худа, как и Грау. Некрасивая и лишенная тех соблазнительных изгибов, которыми в свое время очаровала жениха Гиамона, она к тому же обладала несносным характером, хотя поначалу Грау искренне верил, что благородство происхождения положительно влияет на нрав человека.

– Тебе ведь не хотелось бы, чтобы твой отец узнал, что ты живешь с двумя беглецами?

Баронесса посмотрела на него горящими глазами и вышла из комнаты.

Несмотря на неприязнь Изабель и ее пасынков, Бернат быстро доказал свое умение обращаться с животными. Он умел ухаживать за ними, кормить их, чистить им копыта и лечить, когда в том была нужда. Единственное, в чем можно было упрекнуть Берната, так это в том, что ему не хватало опыта придавать им особый лоск.

– Господа требуют, чтобы лошади блестели, – пояснил он однажды Арнау по дороге домой, – чтобы не было ни пылинки. Надо тереть и тереть, иначе не вычистишь песок, который забивается в кожу, а потом несколько раз пройтись щеткой, пока они не заблестят.

– А гривы и хвосты?

– Подрезать и заплетать их, а уже затем надевать на лошадей сбрую.

Арнау было запрещено подходить к животным. Он восхищался ими, видел, как лошади отвечали на ласки отца, и, когда в конюшне никого не было, Бернат, пользуясь случаем, разрешал сыну погладить их. Пару раз Бернат даже сажал его на одну из лошадей, но без седла, когда та спокойно отдыхала в стойле. Обязанности, которые вменили Бернату, не позволяли ему покидать место хранения упряжи. Там он чистил сбрую: натирал ее жиром и тер лоскутом до тех пор, пока она не впитывала жир и не начинала блестеть. Бернат старательно следил за состоянием вожжей и стремян, вычищал щеткой попоны и прочие украшения – чтоб ни одной ворсинки! Эту работу он выполнял пальцами, пользуясь ногтями как пинцетом, чтобы удалять тонкие волоски, которые впивались в ткань и прятались в ней. Позже, если у него оставалось время, он принимался полировать карету, приобретенную Грау.

Несколько месяцев спустя даже Жезус вынужден был признать мастерство крестьянина. Когда Бернат входил в любое из стойл, лошади ничуть не пугались и доверчиво подходили к нему. Он прикасался к животным, гладил их и шептал что-то им на ухо, чтобы успокоить.

Когда входил Томас, они опускали уши, а если стремянный кричал на них, забивались к дальней стенке.

«Что происходит с этим парнем? До сих пор он был примерным стремянным», – думал Жезус всякий раз, когда слышал громкие вопли Томаса.

Каждое утро, когда отец и сын уходили на работу, Жоанет из кожи лез, чтобы помочь Марионе, жене Пере. Мальчик убирал, наводил порядок в комнате и ходил с ней за покупками. Потом, когда она принималась готовить еду, Жоанет отправлялся на берег моря в поисках Пере. Всю свою жизнь старик посвятил рыбалке и теперь, помимо случайной помощи, которую он получал от общины, мог заработать несколько грошей на починку снастей. Жоанет, сопровождая рыбака, внимательно слушал его рассказы и бегал выполнять мелкие поручения, когда это было нужно Пере.

А если появлялась свободная минутка, малыш старался повидаться с матерью.

– Этим утром, – сказал он ей однажды, – Бернат пошел платить Пере за комнатку, но старик вернул ему часть денег. Он сказал, что малыш… «Малыш» – это я, ты знаешь, мама? Меня называют малышом. Да, так вот он сказал ему, что малыш помогал ему по дому и на берегу, поэтому он не должен платить за меня.

Пленница слушала, держа руку на голове ребенка.

Как все изменилось!

С тех пор как ее сын стал жить с Эстаньолами, он уже не сидел, всхлипывая в ожидании ее молчаливых ласк и какого-нибудь нежного слова. Теперь он разговаривал с ней, оживленно рассказывая что-нибудь интересное, и даже смеялся!

– Бернат обнял меня, – продолжал Жоанет, – а Арнау поздравил.

Рука напряглась на голове ребенка.

А Жоанет все говорил и говорил – об Арнау и Бернате, Марионе и Пере, о береге моря и рыбаках, о снастях, которые они чинили со стариком. Увлеченный рассказом, он даже не заметил, что женщина уже не слушает его. Она была довольна тем, что ее сын наконец-то знает, что такое объятие, что ее малыш счастлив…

– Беги, сынок, – перебила его мать, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Тебя, наверное, уже ждут.

Изнутри своей тюрьмы Жоана слышала, как малыш спрыгнул с ящика, и представила себе, как он перелез через глинобитную ограду.

Что чувствовала эта женщина?

Проведя годы в четырех стенах, Жоана изучила каждый закоулочек, по которым сотни раз прошлись ее пальцы. Она боролась с одиночеством и сумасшествием, глядя на небо через малюсенькое окошко, которое ей пожаловал король, великодушный монарх! Она переборола лихорадку, страшную болезнь, и все это – ради своего малыша, чтобы иметь возможность погладить сына по голове, подбодрить его, дать ему почувствовать, что, несмотря на все лишения, он не одинок в этом мире…