Алексей Авдохин - 1095

Мономах пристально оглядел всех находившихся в комнате и неожиданно весело, совсем не как человек, потерявший недавно если не все, то многое, заразительно рассмеялся.

– Что, не ждали меня? – здесь уже не сдержались и бояре свиты князя, даже суровый Ратибор улыбнулся. – То-то же! – продолжая смеяться, Мономах прошелся по комнате, остановился возле очага. – Тепло тут у вас. А ночи уже холодные, – князь погрел над огнем руки. – Сколько у тебя воинов, Ольбер? – вдруг разом став серьезным, спросил он.

– Около трех сотен, княже! – ответил боярин.

– Я привел еще две. Через пару дней Гордятич приведет остальных, всех, кого сможет собрать. Что думаешь? – Мономах пытливо посмотрел на боярина, но про Ольбера Ратиборовича не зря говорили, что его сердце поросло шерстью – ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Думаю, надо напасть на Ярослава, не дожидаясь подхода наших основных сил! – произнес боярин. Ратша заметил, как старик Ратибор с гордостью за сына кивнул головой.

– Верно, Ольбер Ратиборович, верно! – Мономах довольно посмотрел на своего боярина. – Уж если вы не ожидали нашего прихода, то Ярослав и подавно! – князь улыбнулся, затем перевел взгляд на Ратшу и Тихона. – Значит, говоришь, уверен, что Святополк собирает полки? – Ратша еще раз поклонился переяславскому князю. – Как тебя зовут?

– Ратша, княже.

– Ну что же, Ратша. От моего брата у меня секретов нет! Если хочешь, можешь отправляться к нему и рассказать обо всем, что здесь увидел. Только, – глаза князя сверкнули, – не до того сейчас Великому князю, чтобы помогать нам. А ты кто такой? – спросил Мономах, обращаясь к Тихону.

– Меня зовут Тихон, княже. Я гость из Новгорода, – новгородец учтиво поклонился.

– Тихон, гость из Новгорода, – задумчиво повторил Мономах. – Когда-то новгородцы помогли завоевать великокняжеский стол моему деду, Ярославу. Так что я все еще в долгу перед вами, – князь снял с мизинца золотой перстень. – Возьми его как память о князе, который не забывает добра.

– Благодарю тебя, княже. Новгородцы всегда ценили настоящую доблесть и настоящую щедрость, – Тихон поклонился, бояре одобрительно зашумели, оценив и широкий жест своего князя, и достойный ответ купца.

– Княже, дозволь сказать, – испросил разрешения Ратша. Мономах, удивленно посмотрев на него, кивнул. – В прошлом году половцы убили моего единственного сына, сожгли мой дом. Разреши мне пойти с вами, – на сей раз Ратша, не потупив взора, выдержал пристальный взгляд этих пронзительных глаз.

– Добро! – коротко ответил Мономах, ничем не выдав, что его тронула эта просьба. – Ольбер! Вели разместить и накормить дружинников и, прошу тебя, не наказывай караульных! Ты что же думал, что они не откроют ворота своему князю? – глядя на сердито хмурившего брови боярина, Мономах снова заразительно рассмеялся, но тут же оборвал веселье. – Итак, решено! На рассвете выступаем!

Ночь выдалась звездной. Осмелевшая луна почти не пряталась за тучи, рассеивая вокруг мягкий струящийся свет. По всему выходило, что завтрашний день будет ясным и солнечным.

Постоялый двор, на котором остановились новгородцы, находился на подоле, недалеко от пристани, и отголоски переклички охраняющих суда сторожей время от времени долетали сюда. Но не они в эту звездную ночь не давали Ратше заснуть. И не мысль о предстоящем завтра сражении – за свою жизнь он прошел множество битв и уже не испытывал того возбуждения, что сводит с ума новобранца накануне боя. Даже мучительные воспоминания, преследующие его последнее время, не терзали Ратшу сегодня. Однако же сон упрямо не шел к нему. Досада и злость на Великого князя, не пришедшего на помощь брату, не выведшего полки против половцев, не вставшего на защиту родной земли, не давали сомкнуть глаз.

Ратша знал, что перед битвой необходимо выспаться, набраться сил, но ничего не мог с собой поделать. Так и лежал, задумчиво глядя на остывающие в очаге угли, словно их странный узор мог открыть ему тайну стремлений и помыслов человеческих. Лишь под утро Ратше удалось забыться коротким беспокойным сном.

Утром, еще затемно, его разбудил юный отрок из княжьей гридни, приведший рослого боевого коня под богато расшитым седлом – подарок Ольбера Ратиборовича. Ратша быстро умылся ледяной водой из кадки, ночи и вправду были уже холодные, с помощью гридня стал облачаться в доспехи.

Поверх рубахи и плотной – от меча не спасет, но удар ослабит – кожаной безрукавки, натянул тяжелую, франкской работы, кольчугу, туго затянул ремнем. На ноги надел ноговицы, сделанные также из колец, но более легких, застегнул наручи, прикрепил к шлему бармицу.

Тщательно, как человек понимающий, что от этого зависит его жизнь, осмотрел оружие. Проверил, легко ли ходит меч в ножнах, удобно ли висит на поясе короткий с широким лезвием кинжал. Любовно погладил умбон большого круглого щита, натянул тетиву лука, сосчитал стрелы в туле. Наконец, набросив на плечи плащ-мятель, вышел во двор.

Гнедой жеребец, подарок Ольбера Ратиборовича, в темноте испуганно шарахнулся в сторону, чуть не оборвав поводья, но затем все же дал взять себя под уздцы, а почувствовав крепкую руку нового хозяина, окончательно успокоился.

Еще с вечера Ратша расплатился с новгородцами, но, несмотря на раннее утро, Тихон и многие дружинники вышли проводить его.

Григорий, Фрол, Щекарь, Ждан дружной ватагой обступили Ратшу. Только сейчас, глядя на них, он понял, как будет не хватать ему этих мужественных людей, разделивших с ним все тяготы и заботы долгого плавания.

– Мы дождемся тебя, – крепко пожав Ратше руку, произнес Тихон, – после пойдем в Киев вместе.

– Спасибо тебе, друже! – Ратша по-братски обнял главу корабельщиков. – Спасибо вам, новгородцы! – в пояс, большим обычаем поклонился боярин. – Меня не ждите, случиться может всякое. Будешь в Киеве, – не давая Тихону возразить, тихо, почти шепотом продолжил Ратша, – разыщи боярина Славяту. Передай ему эту грамоту, – он достал из-за пазухи и передал новгородцу перевязанный бечевкой свиток. – Это очень важно, Тихон. Многие дорого бы отдали, чтобы прочитать то, что здесь писано. Нельзя допустить, чтобы эта грамота попала в чужие руки. Сделаешь? – Ратша пристально посмотрел в глаза Тихону.

– Это то, из-за чего ты так спешил попасть в Киев? – задал единственный вопрос корабельщик. Боярин молча кивнул в ответ. – Не переживай, друг, я доставлю грамоту, – пряча свиток, пообещал новгородец.

– Спасибо! – Ратша еще раз крепко обнял Тихона. – Пора! – ставя ногу в стремя, произнес боярин. – Скоро рассвет… – гнедой жеребец слегка прогнулся под его тяжестью, когда он опустился в седло.

– Мы пробудем в Киеве до конца лета. После пойдем обратно, – торопливо вслед отъезжающему Ратше заговорил Тихон. – В Киеве остановимся на Подоле, на подворье Саввы-новгородца, ну а будешь в Новгороде, знаешь, где нас найти!