Анатолий Козинский - Распятие души украинца. Победители

– Артур, занял бы ты детвору чем-то полезным. Кроме оглашенного бега, пряток и классиков есть масса других игр, – советовала тётка Даша.

– Умные вы, наблюдатели со стороны. А чем, подскажите! – тут же нашёлся парнишка.

– Чем, чем…– задумалась тётка. – Хотя бы городками, – наконец вспомнила она.

Действительно, увлечённые идеей, взрослые и малые с азартом недели две строгали и пилили, вырезая городошные чурки и биты. Они же посреди уличной площади местами срезали траву и сделали необходимую городошную разметку. Наконец, всё было готово, и игра понеслась – поехала!

С неизменной записной книжкой среди пришлых ребят из соседней улицы появился рослый парень Алёша Коваль. Года на два старше Артура он был общепризнанным авторитетом: одновременно капитаном и играющим общественным тренером футбольной, и хоккейной команд ребятни Скакунки. С присущей ему инициативой и настойчивостью, он начал составлять списки команд игроков. Естественный дух соревнования интересной игры, на первых порах, увлекал «и старых, и малых». Зеваки и болельщики, неожиданно появившиеся на тихой улочке, её основных жителей особенно не смущали. Правда, надоевшая всем алкогольная клиентура за дешёвым самогоном, к тётке Даше теперь пробиралась, опасливо озираясь. Разместившись за заборами, их хозяева дружно хохотали, наблюдая, как любители зелёного змия петляют зайцами, пытаясь укрыться от пролетающих тяжёлых городошных бит. Войдя во вкус, чувствуя общественную поддержку, игроки уже не то, что по ногам появившихся «зайцев», но рядом с ними, свистящие палки пуляли уже понарошку.

Однако, «не долго дрыгалась старушка в гвардейских опытных руках» … Нежданно-негаданно из калитки «бандер» важно «выплыла» рыжая Марийка, мать Стасика. Не сворачивая, как ледокол, потерявший управление, она неслась прямо на игроков.

– Бандерша, куда прёшь? – недоумевали болельщики. – Неужели так запросто, «за здорово живёшь», её пропустят? – оптимистично засомневались коренные жители улицы.

Всех местных перипетий и заморочек Алёша Коваль не знал, но нахальства не любил во всех его проявлениях. Прицелившись, изо всей силы он метнул биту по фигуре чурок, размещённых в квадрате городка. И бита, и чурки, подпрыгивая, рядом с присевшей и струхнувшей рыжей бестией, разлетелись в разные стороны. В установившейся тревожной тишине, одна из чурок выбитой фигуры, медленно закатилась назад на своё место. Взвесив в руках очередную биту, потяжелей, Коваль метнул её, стараясь удалить своенравную чурку из квадрата городка.

Прозвучавшая свистом пули вылетавшая чурка, и прыгающая рядом бита, придали прямо-таки космическое ускорение упрямой бабе. Она метнулась к своей калитке и скрылась за забором.

Праздновать победу было преждевременно. Поняв это, болельщики и игроки сочли за благо пока тихо разойтись по домам.

На следующий день мстительная Марийка собрала всё женское сословие улицы.

– На кой чёрт нам такая игра нужна? – поставила она вопрос «ребром». – По улице не пройти. Вокруг дети. И кто это безобразие придумал?

Обезоруженные столь стремительным напором, сконфуженные женщины дружно посмотрели на бабку Дашу.

– Ничего я не придумывала. Люди играют в городки уже сто лет. Кроме того, можно сказать, что я лицо, терпящее от игры непосредственные убытки. А игра… – это всё Артур! – выкрутилась она.

Подошедшему Артуру, при общем молчании собрания, устами торжествующей бандерши, был озвучен ультиматум:

– Игру прекратить! Биты и городки сжечь!

– Что делать? – в тот же день пожаловался он Алексею. Подошедшие друзья – товарищи сгоряча предлагали бандеровцев проучить, устроив им малую войну. Тем более что биты уже есть готовые!

– Хватит, навоевались! Лучше займёмся футболом, – рассудительно решил Коваль и полез в карман за неизменной записной книжкой. – Общий сбор утром в воскресенье возле чехословацкого памятника. Перечить своему капитану никто не стал. Подчиняться командирам война научила всех.

Приближался конец учебного года. Ура! Каникулы! Свобода! Единственная, асфальтовая, метров триста алея в центре местечка – тротуар служила местом сбора его молодёжи. Но до сих пор учёба – основное занятие. И не дай бог, после девяти вечера кого-то, из праздно шатающихся школьников, на этом тротуаре заметит патруль учителей во главе с директором школы Орестом Васильевичем.

– Сообщат родителям? Ни в коем случае! – Просто после уроков бездельники будут пилить и колоть дрова. Отопление школы было печное. Девочкам также пощады не было: они вскапывали и засевали школьные земельные делянки.

– А что? Совсем не плохо и не обидно: трудовое воспитание – трудотерапия!

Один конец аллеи начинался от кинотеатра. Заветный фонарь кинопроектора – это живая информативная связь со всем миром. Не важно, что там вам показывали, но это было волшебство. А волшебство легко доступным не бывает. Билеты в кинотеатр, впрочем, как и все дефициты в стране, были строго лимитированы и заранее распределены в виде «брони». Лучшие места в кинозале – по броне райкома, исполкома, горсовета, прокурора и судьи. Тридцатикопеечные билеты выкупались по блату нужными уважаемыми людьми. Остальной «шушере» доставались билеты по двадцать копеек. Двадцать копеек, а где их взять? Это большая буханка хлеба! Так что родители, перед тем как выделить вам денежку, не задумываясь, решали проблему в пользу хлеба. Но выход был: на контроле в кинозал стоял одноногий инвалид – дядя Стёпа, по меркам «шушеры» – большой человек. Именно он решал: «быть или не быть!». Когда гасили свет, и начиналась демонстрация кинофильма, за десять копеек вместо билета сунутых в руку контролёра, пацанва бестелесными тенями проскальзывала в кинозал. Там, разместившись на «галёрке», или на полу прохода они сладостно, буквально вкушали, впитывая в себя, чудеса киноискусства.

В другом конце тротуара размещался клуб – хиленькое здание со смотровым залом на человек семьдесят и маленькой сценой. Здесь происходили всевозможные торжества, выступления художественной самодеятельности и концерты залётных артистов.

Зрителей в зал, как сельдей в бочке, набивалось в три-четыре раза больше его расчётной вместимости. Попасть туда было трудно, а выбраться вообще невозможно – только по головам. Это были мелочи жизни, ибо самый жгучий интерес представляли танцы. Вход, конечно, платный. Тариф тот же: двадцать-тридцать копеек. Но контроль…– пропускались только совершеннолетние.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.