Ирина Июльская - Летиция, или На осколках памяти

Мать не зря за обедом подкладывала старшей дочери кусок покрупнее и пожирнее, знала кто у нее тягловая лошадь. А на тощую Лидку со вздохом указывала:

– Ну, что с нее взять – больная. Вон, – дробненькая какая. —

Жизнь прожив, ни разу ни от кого не слышала и нигде не читала это выражение. Наверное, это неологизм, принадлежавший самой Ксении: дробненькая – значит нецелая, меньше нормы.

Лидка с раннего малолетства почувствовала всю выгоду от такого положения в семье и настолько вошла в роль больной девочки, что умело избегала многих домашних трудов и забот, переложив их на плечи старшей сестры, которая и по хозяйству, и за младшим братом присматривала. Борька, – третий ребенок Ксении и Петра, был непоседой, весь день юркал туда-сюда, устав, засыпал где придется, чаще в уголке комнаты на старом одеяле. Все бы ничего, пострел, как пострел, но была у него, мягко говоря, одна малоприятная особенность – Борька накладывал в штаны и чуть ли не до пяти лет. Уж чего с ним не делали: на горшке заставляли сидеть подолгу, мать порой и по жопе шлепала. Все без толку! Стоило ему после безрезультатного сидения на горшке надеть штаны, а матери с сестрами отвлечься, как все тут же и происходило. Борька, стоя делал свое «большое дело» прямо в штаны с поперечной лямкой на груди. Тогда у всех были клички, Борькина была – Серун. Эту кличку дала ему Лидка. Отмывать брата, конечно, приходилось Вале. Лидка в таком случае часто убегала во двор, а старшая сестра ставила на плиту воду, за которой еще нужно было с ведром на колонку сходить, доставала таз и в нем мыла сначала Борьку, а потом отстирывала его штаны. Мать нашила их несколько штук из темного сатина и хлопковой саржи. Излечил Борьку от этого неприятного «диагноза», раз и навсегда, еврей – любовник матери, Евгений Петрович – преподаватель ремесленного училища. Уж, что он сказал ему такое, никто так и не узнал, но после этого в штаны младший брат больше не накладывал. И сестрам Евгений Петрович приказал Серуном брата больше не называть.

Забегая вперед, напишу, что Евгений Петрович имел жену и дочь, что не мешало ему ходить на сторону к Ксении много лет, после того, как она осталась брошенкой с тремя детьми. Ей было всего чуть за тридцать и ее ранний деревенский брак, как сейчас бы сказали, – изжил себя. А ведь благодаря Ксении Петра не взяли на войну. Был он не шибко грамотным, косноязычным, но карьеристом был от природы. Удалось вчерашнему деревенскому парню в Москве построить карьеру быстро, а главное, прочно. Еще до войны устроился он на крупный завод «Знамя Революции», начинал с низов, но стал легко и гладко продвигаться по служебной лестнице во многом благодаря льстивому языку, умением вовремя поддакнуть кому надо, поднести магарыч, да еще и со знатным куском свинины и куриными тушками. Вот из-за этой живности Ксения и отказалась от благоустроенной квартиры с водопроводом и канализацией, которую их семье предоставил завод. Ну, не могла она жить без кур, свиней и другой домашней скотины! Деревенская привычка взяла верх! Немного пожив в редких по тем временам хоромах с удобствами, но без сарая с курами и поросенком, Ксения решила вернуться назад в свою хибару, обменяв квартиру на одну комнату метров двадцати, которую перегородили и получилось две: одна побольше, другая крохотная.

Завод был военный, как и все крупные производства того времени. Петр уже стал начальником цеха и председателем заводского профкома, органа по тем временам своей властью и значимостью уступающим лишь партийным.

С объявлением войны, началась всеобщая мобилизация, все становились под ружье. Многие молодые приписывали себе год-другой, чтобы пойти воевать на фронт. Петр, спрятался за жену, та бегом к прикормленному начальству и когда в заводском дворе уже выстроился строй призывников-новобранцев, чтобы прямиком отправиться защищать Москву, в этот последний, решающий момент перед строем появилась Ксения и протянула офицеру заветную справку об освобождении от воинской повинности, или бронь на Макарова Петра Ефимовича.

Офицер, прочитав документ дал команду: – Макаров выйти из строя! – а у Ксении все же спросил:

– А Вы кто такая? —

На что она, не растерявшись, ответила:

– Я – представитель завода. Макаров нужен на производстве. —

В этот же день ее Петр ночевал дома с семьей, а мобилизованные заводчане пошли воевать. Забегая вперед напишу, что еще война не закончилась, а муж Ксении открыл свой личный «второй фронт», иначе, завел любовницу и был таков. Но больше писать об этом не хочется, а писала исключительно ради Лидки – достойной дочери своего отца и его логическим продолжением, так как изворотливостью и приспособленчеством она была вся в своего папашу.

Редко, очень редко, но все же случалось счастье в семье Ксении и после ухода из семьи мужа. Неграмотной, с натруженными руками от тяжкого физического труда с раннего утра и до ночи, но и ей с детьми жизнь подкидывала иногда подарки в виде приездов деверя, или, кто не знает, брата мужа, что случалось нечасто, обычно с его проездом через Москву. Так уж получилось, что Петр ушел, а Егор или, как его звали Юрий, не забыл о первой семье брата и когда приезжал в гости щедрость его не знала границ. Ксения и дети знали, если приехал дядя Юра, – будет праздник. Он хватал ребят в охапку и вел по магазинам, где обувал-одевал всех троих, покупал игрушки, сладости. Высокий, в ладно сидящей военной форме, он казался красавцем-богатырем из сказки. Идти с ним рядом было до невозможности приятно, а когда на нем был белый китель… Ксения украдкой вздыхала: – Эх, вот за кого надо было замуж выходить! —

Егор, или Юрий, был моложе ее года на два-три, а если учесть, что поженились они с Петром, когда ей еще не было семнадцати, то Егору было и того меньше, поэтому в мужья Ксении он не годился по малолетству. В самом деле, не цыгане же они, у коих и тринадцатилетние женихи с невестами нередко

Скромный и трудолюбивый Егор достиг жизненного успеха (дослужился до генерала) во многом благодаря стараниям и огромному желанию учиться, а также новой власти в стране, выдвигавшей на посты людей из народа. Выходец из крестьян, Егор самостоятельно подготовился и сдал экзамены в высшее военное заведение, блестяще его закончил. Умный, от природы наделенный скромностью и тактом, он был младшим из троих сыновей в семье Макаровых. Дом их был напротив дома родителей Ксении. Все они были соседями в рязанской деревне, где Ксения считалась первой невестой из обеспеченной семьи. Она была невероятно хороша собой: высокая, стройная, синеокая и белолицая. Черты ее лица были исключительно правильными, высокий лоб, нос великолепной римской формы, всем своим обликом и статью Ксения выделялась из жителей села. Родители души не чаяли в старшей дочери. Приданное ее было завидным: полная шкатулка золота: перстни, серьги-кольца, царские червонцы, а также шубы, шали, сундук с бельем и платьями. Носить, – не переносить! Материальный фундамент для молодой семьи был заложен крепкий, но именно материальный. Мать Ксении, сама закончившая гимназию с похвальным листом, к образованию дочери отнеслась равнодушно и с наступлением зимних холодов, когда дочь ходила в первый класс деревенской школы, сказала: