Евгений Петропавловский - Чингис-хан, божий пёс

– Нет, я тебя не покину.

– Но пойми же: меня они не убьют, сейчас дело идёт о твоей жизни! Если будешь жив-здоров, жёны для тебя в каждой юрте найдутся! Придётся тебе именем Оэлун назвать другую девушку… Спасайся, поцелуй меня и езжай скорее прочь!

И Чиледу послушался: поцеловав молодую жену, хлестнул своего хурдун-хуба 28 28 Хурдун-хуба – быстрый иноходец. – и помчался вдоль Онона, вскоре скрывшись за холмами. А Оэлун осталась в повозке, запряжённой двумя волами.

Повозку и волов Есугей отдал своим братьям, а Оэлун стала его женой. Она недолго горевала, и вскоре ей полюбился бесшабашный багатур – рыжий и голубоглазый, как все мужчины из рода Борджигинов. Оэлун родила Есугею четырёх сыновей: Тэмуджина, Хасара, Хачиуна, Тэмуге и дочь по имени Тэмулун.

Как всё в жизни, с годами эта история постепенно забывалась и, размытая волнами времени, уже почти отошла в область преданий. Так было у тайджиутов. Но меркиты ничего не забыли. Их месть вызревала, как старое вино, со временем лишь набирая крепость.

И, дождавшись удобного момента – когда большинство нукеров Тэмуджина разъехались – кто на охоту, кто свататься, а кто просто проведать родичей – меркиты нагрянули с местью и грабежом.

На рассвете, когда в желтоватой полосе воздуха над горизонтом заклубилось пыльное марево, поднятое копытами меркитской конницы, в курене началась паника. Организовать отпор столь малыми силами, какие имелись в распоряжении Тэмуджина, не представлялось возможным. Но и для того чтобы попытаться спастись бегством, на всех не хватало коней. Обстоятельства вынуждали юного Борджигина к немедленному принятию решения, не оставляя времени на раздумья. Ценой ошибки могла стать не только его жизнь, но и судьбы близких ему людей.

– Скорее собирай мужчин, – Оэлун схватила Тэмуджина за рукав, – и скачите прочь отсюда!

– Отдать всех наших женщин меркитам?! – возмущённо вскричал он. – Неужели ты хочешь, чтобы твоего сына называли трусом? Нет, мы примем бой! Пускай погибнем, но не навлечём на себя такого позора!

– Женщин они не убьют, – настаивала мать. – А тебе и братьям не миновать расправы.

– Но меркиты угонят всех вас в рабство!

– Сейчас речь идёт о твоей жизни, – повторила она слова, которые много лет назад говорила своему жениху Чиледу. – Да не только о твоей, сынок, но и о жизнях твоих братьев! К тому же, если вы погибнете сейчас, то некому будет вызволить нас из плена. Бегите, довольно сомнений!

И Тэмуджин послушался её, осознав наконец свою абсолютную и непоправимую уязвимость. Он, его братья, а также нукеры Боорчу, Джелме и ещё несколько юношей, вскочив на коней, ускакали прочь. В последний момент нашлась лошадь для Оэлун – и она отправилась вслед за ними, взяв на руки дочь Тэмулун.

Вскоре беглецы достигли горы Бурхан-Халдун и укрылись в покрывавшем её густом лесу. Туда меркиты сунуться не решились, опасаясь засады. Зато они успели настигнуть нескольких женщин, в числе которых была и Бортэ.

***

Разъезжая вокруг горы, меркиты издавали торжествующие возгласы. И почти непрерывно выкрикивали оскорбления в надежде, что уязвлённый Тэмуджин выведет свой немногочисленный отряд на открытую местность и вступит в гибельную схватку.

– Выходите, защитите своих женщин! – призывали они, надрывая глотки. – Чего вы попрятались, как мыши в норе?

– Забились в чащобу, где сытому змею не проползти!

– Вам бы только коней отбивать от чужих табунов, на большее смелости не хватает!

– Трусы! Все Борджигины такие, весь ваш поганый род!

– Нет, Есугей отличался от этих щенков! Он хоть и был подлым и бесчестным грабителем, но не страшился встретиться лицом к лицу с врагом!

– Что, боитесь? Взяли-таки мы своё: отплатили за Оэлун, отняли ваших жён!

– Ладно, сидите на своей горе, несчастные! А ваши женщины теперь будут рожать детей меркитским багатурам!

– Всё равно никуда от нас не денетесь! Ещё встретимся! Как долго ни щадят овцу, а конец её – быть зарезанной!

Однако понапрасну старались пришлецы. Хотя не зря говорят, что каждое произнесённое слово становится чужим: Тэмуджин внимательно вслушивался в крики меркитов и запоминал. Он стискивал зубы и сжимал кулаки, внимая воинственным призывам своих гонителей: многие из них были знакомы молодому Борджигину. Всем предстояло поплатиться.

В кронах деревьев то тут, то там тревожно вскрикивали птицы. Белка, пробежав по ветке над его головой, перепрыгнула на другую ветку – и, удаляясь, замелькала рыжим огоньком хвоста из стороны в сторону; и через несколько мгновений скрылась в расплывчатой глубине лесной чащобы. Проводив её взглядом, Тэмуджин несколько раз набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул. А потом сел в траву, согнул ноги в коленях, обхватил их руками, ни единым словом не нарушая молчания. И стал ждать.

Ему больше ничего не оставалось. Только время. Только терпение. Больше ничего.

***

Солнечный лик невыносимо медленно клонился к скрытому за деревьями краю земли. Казалось, дневному светилу хотелось увидеть развязку событий, развернувшихся у подножия горы Бурхан-Халдун, оттого оно не торопилось гасить свои лучи.

И всё же этот день подошёл к концу.

С наступлением темноты враги убрались восвояси. Тогда Тэмуджин велел Бельгутею, Боорчу и Джелме трое суток следовать за ними по пятам, дабы убедиться, действительно ли они возвращаются домой или хотят выждать где-нибудь невдалеке, а затем вернуться и перебить всех потомков ненавистного им Есугея.

Весть о пленении Бортэ потрясла Тэмуджина. Хотя вступить в бой с меркитами было бы чистым самоубийством, но теперь он жалел о том, что не сделал этого.

– Зачем я послушался тебя? – сказал он матери. – Зачем бежал? Лучше бы погиб в бою! А теперь честь моя навсегда потеряна.

– Успокойся, сынок, – попыталась утешить его Оэлун. – Даже самые страшные раны заживают, если никто их не тревожит, одна лишь смерть непоправима. Человек способен справиться с любой утратой, уж мне ли не знать это после того как я похоронила твоего отца… Ты сохранил самое главное: свою жизнь. А жену найдёшь и другую.

От одной мысли об этом ему сделалось не по себе.

– Я не хочу другую! – вскричал он, рубанув рукой по воздуху. – Мне нужна Бортэ! Что теперь жизнь моя – прах ей цена!

Гул крови пульсировал у него в голове. Как будто его избили. Как будто мчался на резвом скакуне – и вдруг конь, провалившись копытом в сусличью нору, выбросил его из седла… Держал в руках счастье да не сумел удержать надолго, упустил, потерял, отдал врагам! О вероломная судьба!

Сердце отчаянно колотилось в груди, и Тэмуджин боялся, что оно вот-вот остановится, надсадившись, или разорвётся от унижения и бессильного гнева.