Илья Куликов - Малюта. Часть 2

Князь Куракин замычал. Скуратов вынул из его рта воронку и, подняв брови, деловито спросил:

– Ну чего – кого первого назовёшь?

– Князь Ряполовский Дмитрий в сговоре!

– В каком сговоре?

– Да не знаю я, в каком. Царя извести хотят да государство поделить.

Скуратов опять всунул воронку в рот Куракину. Тот попробовал не разжимать рот, но кат несильно ударил его воронкой по зубам.

– Зубы повыбью! Открывай глотку. Ещё полведра водицы лейте, да понемногу, чтобы не захлебнулся.

Куракин принялся мычать, но Скуратов словно не слышал его. Помощник Малюты не спеша принялся вливать воду в воронку, заставляя Куракина её пить. Если тот пытался не глотать её, то он деловито зажимал ему нос, и тогда Иван Андреевич вынужден был проглатывать находящуюся во рту воду, чтобы вздохнуть. Когда он выпил ещё полведра, Малюта вновь вынул из его рта воронку и вопросительно посмотрел на него.

– Ещё кого вспомнил?

– Брат мой Куракин Пётр! А ещё Пётр Щенятьев, Хозяин Тютин, князь Вяземский – все они в сговоре!

– А ты не врёшь? Давай, Колыш, влей-ка в этого свина ещё треть ведра. Пусть под пытками подтвердит. Молю тя, Иван Андреевич, – жалобным голосом проскулил Григорий, – не оговаривай невинных людей! Прошу тебя! Пусть изрыгнёт водицу.

Колыш вынул изо рта Куракина воронку и освободил ему одну руку, а Малюта с силой ударил по округлившемуся животу. Князь стал захлёбываться изрыгаемой водой.

– Молю тя, Иван Андреевич, не возводи напраслину на людей! Молю тя!

– Богом клянусь, они заговор учинили. Прошу, пощади меня! Прошу!

Колыш вновь привязал руку князя Куракина к столу и всунул ему в рот воронку. Малюта кивнул, и помощник опять принялся лить воду.

– А скажи мне, князь, а ты сам в заговоре участвовал? Только не ври мне. Знаю, что участвовал. Ты, кстати, не знаешь, кто на меня засаду учинил, когда я из Москвы возвращался?

– Помилуй! Скажи мне, кто твой враг, я кого угодно обличу! Только перестань меня истязать. Моё брюхо сейчас лопнет!

– Знаю. Вот я освобождаю тебе руку – пиши обличительную грамоту. Сначала на себя, потом на брата, на князя Ряполовского, на Тютина, Щенятьева и конечно же на Вяземского. Чем больше и лучше напишешь, тем дольше тебе не придётся вновь пить водицу.

– А потом?

– Потом вновь страдания. Я же тебе приносил верёвку и оставлял стул. Зачем ты не стал счёты с жизнью сводить? Теперь уже, наверное, понимаешь, что ошибся.

– Помилуй!

Князь Куракин написал двадцать шесть длинных грамот, в которых рассказывал о том, как князья, дворяне и он сам хотели умертвить государя. Князь хотел и дальше писать новые, но Скуратов забрал у него бумагу.

– Ты так скоро и на коня своего напишешь, – усмехнулся Малюта, – хватит, довольно. Перекрестись и готовься к смерти. Влей в него столько воды, сколько он сможет выпить, – сказал Малюта своему помощнику. – Когда напоите его, то немного наклоните стол, чтобы его ненасытное брюхо не дало ему дышать. Эта смерть – одна из самых страшных, князь.

***

Наступила зима. Метель окрасила всё белым, а жгучий морозец гнал людей прочь со двора поближе к тёплым печам. Впрочем, в воскресные дни в церквях было по-прежнему многолюдно.

Князь Дмитрий Иванович Ряполовский был молодым и крепким мужчиной. Одетый в медвежью шубу, князь вместе со своей супругой Еленой чинно шёл к храму. На паперти он остановился возле нищего и пальцем подозвал его к себе.

– Почему попрошайничаешь? – глядя на одноглазого мужика, спросил князь Дмитрий. – Чего молчишь?

– Мууу, – замычал нищий, раскрывая рот и показывая, что у него нет языка.

Князь рассмеялся и с ухмылкой покачал головой.

– Вот видишь, Еленушка, какой у нас ленивый народ. Ему Господь два глаза дал, а он один потерял и уже руку тянет. На милость надеется, а трудом жить не хочет. Чего мычишь? Язык для труда не нужен – от языка только беда, коли головы нет.

– Димочка, – ласково проговорила княгиня, – не будь с ним строг. Может, татарва проклятая порубила его, может, тати. На вот тебе, любезный, монетку, помолись Господу за князя Дмитрия Ивановича и за меня, Елену Михайловну.

Нищий взял в руку монетку и быстро убрал её в карман. Повернувшись к храму, он перекрестился и промычал, пытаясь таким образом изобразить молитву.

– Вот ведь народ русский! Псы нерадивые. Думаешь, княгиня, он на твою монетку еду купит? Нет, он её пропьёт. А вон смотри, стоит грешница. Дитя на руках держит и брюхо выставила. Все они нарочно вырядились в лохмотья, на жалость давят.

– Князь Дмитрий Иванович! – раздался чей-то громкий голос.

Князь Ряполовский чинно повернулся и побледнел. К церковной оградке подскакали четыре всадника, к сёдлам которых были приторочены мётлы.

– Чем обязан? – стараясь не ронять своего достоинства, спросил князь.

– Государь тебе и супруге твоей повелевает поехать с нами в Александровскую слободу.

– Помолиться хоть можно на дорогу? – дрогнувшим голосом произнёс князь Дмитрий. – Сейчас обедню отстою и поеду с вами.

– Ну помолись, князь, а после в путь.

Князь Дмитрий с ужасом пострел на нищего и, засунув руку в карман, достал оттуда целый кошель денег. Он точно не знал, сколько там было – двадцать рублей или больше, но судорожно стал горстями раздавать деньги.

– Молитесь за меня и за княгиню. Молитесь изо всех сил! На вот тебе, добрая мать, – подходя к беременной женщине, держащей на руках замёрзшего ребёнка, проговорил князь и снял с руки перстень с камнем, – и ты помолись за меня, ибо приблизилось Царствие Небесное.

Едва князь с княгиней вошли в церковь, как повалились на колени и принялись с жаром молиться. Князь Ряполовский не был набожным человеком, но от одной мысли, что царь призвал его в Александровскую слободу, ему становилось так страшно, что хотелось провалиться сквозь землю.

Донёс кто-нибудь, подумал князь Ряполовский. Верно, царь хочет спросить за то, почему те две тысячи рублей, что были ему переданы на возведение мостов, он забрал себе. Ничего, Бог милостив. Не станет же царь ему за две тысячи рублей голову рубить! Так – корить будет, может, палкой стукнет. А про семь тысяч, что он осенью вместе с Петром Щенятьевым из казны умыкнул, никто и прознать не мог.

– Господи, помилуй меня грешного, – с жаром говорил князь Ряполовский, – накажи ты доносчика окаянного, что на меня написал царю челобитную. Отведи от меня чашу, которую я не в силах испить.

Ряполовский продолжал перебирать в голове, за что мог бы его покарать царь, и особой вины за собой не находил. Вспомнил, конечно, что год назад с князем Курбским сношался и передал ему через человека весть о том, где и сколько мостов должно быть наведено, а их нет, но это тоже не сильный грех. Мелькнула в голове мысль и о том, что однажды во хмелю князю Ивану Куракину говорил, что саблей посёк бы поганого царя, который совсем их, верных бояр и князей, обездолил. Всю Русь себе забрал, а их со служилыми людьми сравнял.