Эмрах Сафа Гюркан - Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

Нет смысла приводить примеры, отбирая время у читателя. Главная мысль заведомо понятна: прагматичный мир пиратов, бывший вне официоза и правил, умел решать любые разногласия лучше самой амбициозной империи. Вот идеальный феномен пограничья!

И сколько бы ни преувеличивал Бельхамисси, утверждая, что почти все алжирские реисы были европейцами [82] Moulay Belhamissi, Histoire de la marine algérienne (1516–1830) (Alger: Entreprise Nationale du Livre, 1986), 31; a.g.y., Marine et marins d’Alger, I. cilt, 54. , мы сами видим, как на протяжении столетия среди корсаров становилось все больше неофитов-мусульман. Если не брать во внимание мелких пиратов, в основном мудехаров, которые пиратствовали на фыркатах и бригантинах (такие пираты сохранились до наших дней), то благодаря источникам, в которых перечислены капитаны больших чектири, легко понять, кто стоял на самом верху корсарского общества.

Судя по шпионскому рапорту 1534 года, в кругу ближайших помощников Барбароса [83] Следуя автору, мы придерживаемся в переводе транслитерации турецкой и османской передачи имени известного корсара как Барбарос (тур., осм. Barbaross). В европейском варианте он более известен как Барбаросса. , покинувшего Стамбул во главе пятидесяти двух галер султанского флота, находилось всего три турка (Салих, Айдын и Таваджо). Остальные были мусульманами-неофитами: Мурад-ага, выходец с острова Лопуд, входящего в состав Дубровницкой (Рагузской) республики; Хасан-ага, уроженец Сардинии, наместник Барбароса в Алжире; генуэзец Хамза-реис; испанцы Леван и Эль-Кади Бали (Alcady Bali); неаполитанец Халчмат Сетан и грек Рамазан [84] Muzaffer Arıkan y Paulino Toledo, XIV–XVI. Yüzyıllarda Türk-İspanyol İlişkileri ve Denizcilik Tarihimizle İlgili İspanyol Belgeleri (Ankara: Deniz Kuvvetleri Komutanlığı Karargah Basımevi, 1995), 226. . Возможно, мы и преувеличиваем, но это значимое наблюдение, и оно показывает, как мусульмане-неофиты пополняли их ряды восточно-средиземноморских корсаров с самого появления последних.

Как видно из таблицы 1, в 1581 году из тридцати пяти реисов, возглавлявших алжирский флот, всего лишь десять (28 %) были настоящими турками (по выражению Антонио Сосы, «turco de nación», то есть «турок от рождения»). Также вместе с тремя реисами, чьи отцы обратились в ислам, 13 человек (37 %) родились мусульманами. Остальные 22 (63 %) – новообращенные мусульмане (turco de profesión, «турки по роду занятий»): шесть генуэзцев; три грека; два испанца; два албанца; два венецианца и по одному представителю Венгрии, Франции, Корсики, Неаполя, Сицилии и Калабрии. Обратим внимание, что один реис обратился в ислам из иудаизма.

Хаджи [85] Хаджи (тур.) – совершивший хадж, то есть паломничество ко святым местам в Мекку. .

Мурабит [86] Мурабит (араб.) – в Западной Африке (а ранее и в странах Магриба) мусульманский святой. Мог быть и благочестивым отшельником и святым, или поборником истинного ислама в войне против неверных. Гробницы с куполом, где хоронили таких святых, также называли марабутами. – Прим. пер . .

Кади [87] Кади, кадий (осм. kadı) – шариатский судья. – Прим. пер . .

Однако, несмотря на все показатели, в итоге следует отметить, что еще в третьей и даже в последней четверти ХVI столетия капитаны, вышедшие из рабов, считались аномалией или по крайней мере составляли отдельную группу. Иначе как объяснить, почему многие из пиратов звались «улуджами»? Эта приставка к имени означала раба.

В ХVII веке османским корсарам пришлось приспособляться и к прогрессу кораблестроения, и к переменам на торговых путях. Из Америки в Европу шло все больше таких товаров, как драгоценные металлы и сахар, кофе и хлопок, и начиная с конца ХVI века это привело к возникновению мощного корсарства в океане. Корсары – прежде всего алжирские, имевшие базы недалеко от Гибралтарского пролива, а также на берегу океана в Сале – не замедлили устремиться в охотничьи угодья своих английских и голландских коллег.

Вот только осуществить свои планы им было не суждено, ведь походные условия в Атлантике непохожи на средиземноморские. Да, в Средиземном море есть и опасные места, скажем, Мессинский пролив, но походы в нем, как правило, легки. С конца марта до конца октября небо безоблачно и путь удается определять по звездам. В штиль можно без проблем бросить якорь невдалеке от берега. И как бы ветры ни беспокоили суда, особенно у Магриба, основные охотничьи территории корсаров всегда оставались относительно безопасными. Средиземное море – маленькое, там не встретить столь больших волн, как в Атлантическом океане. Кроме того, оно повсюду усеяно островами, отчего выходить в морские походы было еще легче [88] Pryor, Geography, Technology, and War , 12. . В море непросто было потерять из вида сушу – суда были обречены причаливать к берегу. Не это ли побудило Броделя сравнить его открытые воды с песками Сахары? [89] Braudel, La Méditerranée , I. cilt, 94–98.

Галеры, тесные и с низкими палубами, не подходили для океанских волн. Там требовались галеоны, каравеллы или буртуны, парусники с пушками, с высокой грузоподъемностью, позволяющие долго маневрировать вдали от берега. С ними мусульман познакомят те северные пираты, которых мы причислим к «четвертому поколению». В исторической литературе много раз упоминалось, что голландский корсар Симон Дансекер показывал алжирцам, как ходить на парусных судах, а ренегат-англичанин Джон Уорд учил тому же тунисцев [90] Pierre Dan, Histoire de Barbarie , 311. . Что же касается Триполитании, далекой от Гибралтара, то там несколько позже такая честь выпадет греку Меми-реису [91] Alberto Sacerdoti (yay. haz.), «Africa overo Barbarìa»: Relazione al Doge di Venezia sulle reggenze di Algeri e di Tunisi del dragomanno Gio. Batta Salvago (1625) (Padova: CEDAM, 1937), 59; Dan, Histoire de Barbarie, 315; Anonim, Histoirhronologique du royaume de Tripoly, vr. 51r-51v. Хоть часть современных историков повторяет эту информацию из источников [Albert Devoulx, «La marine de la régence d’Alger», Revue Africaine 13/77 (1869), 390–391); Mercedes García-Arenal y Miguel Ángel de Bunes Ibarra, Los españoles y el Norte de Africa, siglos XV–XVIII (Madrid: Editorial Mapfre, 1992), 200], согласно Годфри Фишеру, Джона Уорда, должно быть, спутали с однофамильцем и тезкой [Godfrey Fisher, Barbary Legend: War, Trade and Piracy in North Africa, 1415–1830 (Westport: Greenworrd Press, 1957), 160.] , принявшему ислам.

Капитаны, привыкшие к плаванию в приятных водах, не могли и представить, как сражаться с переменчивыми волнами, враждебными ветрами и коварными течениями у берегов Северной Испании, Западной Франции, Голландии и Англии. И помимо прочего, там, в отличие от Средиземноморья, было трудно сойти на сушу. Проще говоря, корсарам требовались проводники, знавшие океанское побережье [92] Adrian Tinniswood, Pirates of Barbary: Corsairs, Conquests and Captivity in the Seventeenth-Century Mediterranean (New York: Riverhead Books, 2010), 85. . Сколь бы часто выходцы из Средиземноморья ни выходили за Гибралтар, в океан шли только мюхтэди-северяне, хлынувшие в магрибские порты с ХVII века. После того как в 1604 году Испания заключила мир с Соединенными провинциями, английские и голландские моряки, сидевшие без дела, вместе с пиратами устремились в Магриб. Вначале часть из них оказалась в Эль-Мамуре на берегах Марокко, но едва порт перешел в руки испанцев, перебралась в Сале [93] Coindreau, Les corsaires de Salé , 46. . Остальные взяли курс на Алжир и частично на Тунис.