Айри (Аркадий) Раца / Airy Ratza - Жизнь прожить… | To live a life…

– Марк Самуилович, неужели маленькому Ёськеле уже тринадцать исполняется? Представляю, как все ваши мужчины будут выглядеть. Я много раз видел вашу работу. Нет слов! А как приятно надеть новый костюм из ваших рук! Я имел такое счастье.

– А ты знаешь, что наступил мне на любимую мозоль? Знаешь, сколько костюмов мне надо пошить за неделю? Кто мне поможет? К кому я ни обращался, все заняты, имеют большие заказы. Как представлю, что все явятся на бармицву в костюмах, в которых ходят где попало, жить не хочется.

– А кого вы имеете в виду? Ёсю и его папу? И всё?

– Ты забыл, что у меня, кроме Ёси, ещё три внука, которые уже шляются где попало. А мои зятья? А мне уже не надо кошерный костюм? Я имею в виду новый – для такого важного события. Последняя бармицва в моей жизни. Что прикажешь мне делать? Идти в магазин? Не дождётесь этого!

Моше, улыбаясь, наблюдал как старик, совсем раскипятившись, бегал по комнате, ничего не замечая.

– Это же катастрофа, Марк Самуилович. Как быть?

– Не знаю!!! – в отчаянии воскликнул старый мастер.

– Есть человек, который поможет вам. Но вы не согласитесь, я знаю.

– Дай мне этого человека. Я ему хорошо заплачу! А кто это? Я же тут всех мастеров знаю. А-а-а, ты, наверное, имеешь в виду своего кузена Ицхака, что держит мастерскую в Черновцах? Ты таки прав. Непорядочный он человек. Аферист. Слово не держит. Не хочу его видеть.

– Я имею в виду Димитрия, Марк Самуилович. Возьмите этого парня. Он будет стараться. В любом случае, я знаю, главную работу всё равно будете делать вы. А пара молодых рук вам ой как пригодятся.

Аксельрод остановился как вкопанный и долго смотрел на Моше.

– Серьёзно? Да он мне все ткани угробит. Ты ведь знаешь, с какими отрезами я работаю.

– Да почему угробит? Кроить-то вы будете, а он пусть сидит и строчит. Заодно и посмотрит, как великолепный мастер выкройки делает.

– Ты ко мне не подлизывайся. Великолепный мастер! Был когда-то, это точно… Что же мне делать?

– Примите этого парнишку. Он из порядочной семьи. Мечтает стать мастером. В конце концов, всегда можете отправить его обратно, если он ничего не умеет. Но я видел его работу. Он вас не подведёт.

– Это ты мне уже говорил… Вот беда. Что же мне делать?

Подумав, Аксельрод наконец-то решился:

– Хорошо. Жду его завтра к завтраку, в семь часов. Хочу видеть, что он там себе пошил. Пусть придёт в этом костюме. И скажи ему, чтобы взял всё необходимое для себя. Пока не закончим работу, будет жить тут… До чего я дожил… Но сам я, конечно, просто физически не справлюсь.

– А что сказать его отцу насчёт оплаты за учёбу?

– Моше, он будет тут у меня не просто учиться. Он будет работать по шестнадцать часов в день. Если он окажется в самом деле толковым парнем, я ему ещё заплачу. А вообще-то, когда его отец наладит своё хозяйство, я с удовольствием приму от него брынзу, творог, сметану. Дора очень любит парное молоко.

– Ну, тогда я пошёл. Спасибо за приём, Марк Самуилович. И за Димитрия тоже.

– Иди, иди. Всё-таки добился ты своего, Моше. Вот и твой отец был такой… Рад был тебя видеть.

На следующий день поехали смотреть несколько домов. Габриэла надела самое лучшее, что у неё было. Вся светилась. Видно было, как давно она мечтала об этой минуте. Специально для выездов с Габриэлой была куплена небольшая кобылка, спокойная, с ровным ходом. Трудно было заставить её бежать быстрее. Также купили небольшой тарантас, не на мягком ходу, как у Моше, но рессоры заменили на более мягкие. Получилось хорошо.

Девочки, Мария и Лянуца, тоже захотели поехать. Когда они, нарядные, как и мать, вышли из дома, Ион удивился тому, как сильно они выросли за последние пару лет. «Настоящие барышни», – подумал он.

Первый дом – огромный, с бестолковой планировкой, без подсобных построек – не понравился сразу.

– А где лошадей держать, птицу, пару поросят, корову? – спросил Ион у маклера.

Шустрый посредник, естественно, старался их уговорить, обещал подсобить с покупкой дешёвых материалов для построек, надеясь получить первый взнос. Но Габриэла просто вышла из дома и ждала их на улице.

Второй дом, который Ион уже видел раньше, подходил им, но там запросили такую сумму, которую он не заплатил бы и в лучшие времена.

В маклерской конторе взяли ещё несколько адресов, ездили везде с её представителями. Пара домов приглянулись, подошли по всем параметрам, но, видя оживлённые лица всего семейства и понимая, что дом необходим им сейчас, сегодня, эти представители задирали цены до абсурда.

Полдня прошло безрезультатно. Все устали. Обратились в другие конторы, но итог был тот же. Стало ясно, что эта затея не по карману, и радость Габриэлы таяла на глазах.

Приехав домой, то есть к Василию, Габриэла поблагодарила Иона, молча прижалась к нему, постояла и ушла к себе. Даже со спины видно было, как она устала, как ей плохо оттого, что так легко рушились её радость и надежда. Девочки тоже молча ушли в свою комнату. Никогда Ион не чувствовал себя таким беспомощным, как в эту минуту. Больше всего на свете ему захотелось налить стакан полэнты и махнуть его в один раз, но, увидев тревожные глаза Михая, младшего сына, возившегося тут же с какой-то изобретённой им конструкцией, не стал этого делать.

Как всегда, когда на душе было тревожно, он уходил к лошадям, овцам. Молча садился и смотрел на них. Запах домашней скотины, её покорность и доверчивость всегда успокаивали его. И он возвращался в дом с новой надеждой, в ожидании следующего дня.

Посылки, получаемые из Америки, из Нью-Йорка от Сары, раз в год, а иногда и чаще, всегда были праздником в доме Моше. Не потому, что сильная нужда была в семье, нет, всё было чин чином: и одеты хорошо, и на столе всё было, и суббота соблюдалась по всем правилам. Денег, заработанных извозом, хватало, в общем-то, на всё. Моше даже каждый раз имел хорошую заначку от Розы для своих нужд. Роза знала и не скандалила по этому поводу, так как Моше никогда не обращался к ней за деньгами.

Самыми радостными были первые минуты после того, как Моше привозил с почты довольно большую и очень красивую картонную коробку и ставил её посреди кухни, самого большого помещения в доме. От коробки исходил совершенно неповторимый запах другой жизни, и когда Моше разрезал пластмассовые ленты с печатями с каждой стороны, она самопроизвольно открывалась, и половина содержимого оказывалась снаружи, вокруг неё, на полу.

Было очень весело и интересно разбирать всё это, каждый раз находя что-то новое. Дело в том, что, упаковывая содержимое, Сара (вернее, тот, кто делал это для неё) старалась угодить всем. Поэтому посылка, максимальная по размеру, набивалась до отказа. И внутри не было ничего лишнего. Игрушки, бижутерия, одежда, коробочки и баночки с вкусностями, сувениры, даже сигареты, хотя в доме Моше никто не курил. Когда дети подросли, в посылке приходили в основном красивая одежда, журналы, нижнее бельё, парфюмерия.