Генрик Сенкевич - Пан Володыёвский

Бася попыталась было протестовать, но Заглоба, признав слова Володыёвского справедливыми, сказал:

— Дело говоришь! Мы тут с тобой, Баська, пока похозяйничаем, и будет нам совсем не худо. Да и запасец кой-какой приготовить надо: вам небось и невдомек, что меды и вина нигде лучше, чем в пещерах, не сохраняются.

Володыёвский сдержал слово — в три недели закончил строительные работы и прислал отменный эскорт: сотню татар из хоругви Ланцкоронского и сотню Линкгаузовых драгун, которых привел пан Снитко, герба Месяц на ущербе. Татарами командовал сотник Азья Меллехович, родом из Литвы — совсем еще молодой, лет двадцати с небольшим. Он привез письмо от маленького рыцаря, который писал жене нижеследующее:

«Возлюбленная моя Баська! Приезжай поскорее: без тебя я как без хлеба и, ежели до того времени не зачахну, розовое твое личико совершенно зацелую. Людей посылаю предостаточно и офицеров опытных, однако среди всех выделяйте пана Снитко и в общество свое допустите, ибо он bene natus « Хорошего рода (лат.). », и человек состоятельный, и к товариществу принадлежит, Меллехович же, хоть и добрый солдат, но бог весть какого роду-племени. Нигде, кроме как у татар, он бы офицером не мог стать — в любой иной хоругви всяк, кому не лень, ему б imparitatem « Здесь: презрение, незаслуженное отношение (лат.). » выказывал. Обнимаю тебя крепко-прекрепко, рученьки и ноженьки твои целую. Фортецию я поставил из кругляшей преотличную; очаги сложили на славу. У нас с тобою несколько комнат в отдельном доме. Смолою везде пахнет, и сверчков тьма-тьмущая: вечером как начнут свиристеть — собакам и тем не дают спать. Раздобыть бы гороховину — в два счета проклятых можно вывести, да ты, верно, и так прикажешь ею телеги выстлать. Стекла брать негде, окошки затянули пока пузырями, но у пана Бялогловского есть среди его драгун стекольщик. Стекло можно взять в Каменце у армян, только, ради бога, осторожно везите, чтоб не побилось. Светелку твою я велел домоткаными коврами обить, очень получилось славно. Разбойников, которых мы в лешицких ярах изловили, я приказал повесить; девятнадцать уже болтаются, а к тому времени, что ты приедешь, десятка три, думаю, наберется. Пан Снитко тебе расскажет, как мы тут живем. Вверяю тебя попечению всевышнего и пресвятой девы, душа ты моя миленька».

Бася, закончив читать, отдала письмо Заглобе, который, пробежав его глазами, сразу стал оказывать пану Снитко знаки внимания — достаточно, однако, сдержанные, дабы тот заметил, что перед ним воин более доблестный, нежели он сам, и вообще важная особа, лишь из любезности до него снизошедшая. Впрочем, Снитко был человек доброго и веселого нрава и притом рьяный служака, всю жизнь провоевавший. К Володыёвскому он относился с огромным почтением, а на пана Заглобу поглядывал снизу вверх, осознавая свою малость перед лицом столь славного мужа.

Меллехович при чтении письма не присутствовал: отдав пакет, он поспешно вышел якобы взглянуть на своих татар, а на самом деле из опасения, как бы ему не было велено отправиться в людскую.

Заглоба, однако, успел к нему присмотреться, пану же Снитко, помня слова Володыёвского, сказал:

— Рады тебя видеть, сударь! Милости просим!.. Пан Снитко… как же, слыхал… герба Месяц на ущербе! Просим, просим! Достойный род… Но татарин этот… как его там?

— Меллехович.

— Меллехович этот чего-то волком смотрит. Михал пишет, он человек сомнительного происхождения, что как раз и удивительно: все наши татары — шляхта, хоть и нехристи. В Литве я цельные деревни таких видал. Там их называют липеками, а здешние именуются черемисами. Долгие годы они верно служили Речи Посполитой в благодарность за хлеб, но уже во времена крестьянского мятежа многие подались к Хмельницкому, а теперь, я слыхал, с ордой снюхались… Меллехович этот волком смотрит… Давно пан Володыёвский его знает?

— Со времени последней экспедиции, [33] Со времени последней экспедиции… — Имеется в виду летне-осенняя экспедиция 1671 г., в ходе которой Собеский занял ряд городов и крепостей на Украине. (Ниже упоминаются ее эпизоды: взятие Брацлава 26 августа и битва под Кальником 21 октября). Из-за отсутствия подкреплений гетман не мог развить успех и 1 ноября объявил конец кампании, оставив войска зимовать на Украине. — ответил Снитко, пряча ноги под табурет, — когда мы с паном Собеским против Дорошенко и орды выступили и всю Украину прошли.

— Последняя экспедиция! Я в ней участвовать не смог, поскольку пан Собеский мне иную миссию поверил, хотя потом первым без меня заскучал… А твой, сударь, герб — Месяц на ущербе? Милости просим… Откуда же он, Меллехович этот?

— Он себя называет литовским татарином, но странно, что никто из липеков [34] Липеки. — Так звали на Литве татар из военнопленных, живших там еще с XV в., получавших от великих князей земли и привилегии, а взамен обязанных нести военную службу. В середине XVII в. татарских хоругвей на службе Речи Посполитой было 15. Переход их на сторону Турции в 1672 г. — исторический факт, но через десять с небольшим лет они вернулись к прежней службе. прежде его не знал, хотя он именно в их хоругви служит. Ex quo « Отсюда (лат.) » слухи о его темном происхождении, каковым даже весьма тонкие его манеры распространяться не мешают. Солдат он, впрочем, превосходный, только очень уж неразговорчив. Под Брацлавом и под Кальником множество услуг нам оказал, отчего пан гетман и назначил его сотником, несмотря на то, что в хоругви он самый младший. Татары чрезвычайно его любят, но у нас он доверием не пользуется. Почему? Да потому, что угрюм очень и, как ваша милость справедливо изволил заметить, волком смотрит.

— Но если он добрый солдат и кровь проливал, — вмешалась Бася, — надлежит его в наше общество допустить, чего и супруг мой в письме не возбраняет.

Тут она обратилась к пану Снитко:

— Ваша милость позволит?

— Твой покорный слуга, сударыня-благодетельница! — воскликнул Снитко.

Бася скрылась за дверью, а Заглоба, отдуваясь, спросил у гостя:

— Ну, а как тебе, сударь, показалась пани полковница?

Старый солдат вместо ответа обеими руками схватился за виски и, откинувшись на стуле, повторил несколько раз:

— Ай! Ай! Ай!

После чего, выпучив глаза, зажал широкой ладонью рот и умолк, словно устыдившись своих восторгов.

— Марципан, а? — сказал Заглоба.

Меж тем «марципан» вновь появился в дверях, ведя с собой нахохлившегося, точно дикая птица, Меллеховича, и говоря:

— Рады с тобой познакомиться, сударь. Мы много наслышаны о твоей отваге и воинских подвигах: и муж писал, и пан Снитко рассказывал. Не откажись с нами побыть; сейчас и на стол подадут.

— Милости просим, присаживайся, сударь! — подхватил Заглоба.