Светлана Курилович - Жернова судьбы

Свадебный поезд, богато разукрашенный лентами, цветами, разноцветными подзорами и вышитыми полотенцами, двинулся со двора под радостный перезвон колокольчиков и бубенцов, возвещавших о прибытии жениха. Сам жених, мрачнее тучи, ехал на вороном красавце. Ванька, которого обязали выполнять роль дружки, скакал чуть позади. Неправильно это было: крепостного делать дружкой жениха, да в этой свадьбе много было неправильного: и помолвки как таковой не было, и свадьба не осенью игралась, а в июле, и родители невесты давно опочили, и забирали девушку не из родительского дома, а из дома Елены Власьевны Козихиной, старинной подруги Елизаветы Владимировны. Впрочем, кому какое дело до соблюдения всех этих обычаев да суеверий? – справедливо рассудила Зарецкая, главное, чтобы молодые были счастливы да поскорее обзавелись детишками, а уж что там людская молва да сплетни…Всю жизнь на них внимания не обращала и сейчас не стоят они того.

Пульхерия сидела в богатой гостиной в состоянии трепетного ожидания… все несколько недель до свадьбы она мечтала, представляя идиллию будущей совместной жизни с Александром Андреичем, который поразил её своей скромностью, утончёнными манерами, а главное, умением слагать вирши… Мой Сумароков – заливаясь краской, мысленно называла она его. Нервничая, Пульхерия не могла и маковой росинки проглотить, чем немало огорчала горячо любящих её опекунов, она похудела, глаза стали ещё больше и светились радостью и ожиданием будущих чудес.

И хоть рядом с ней не было подружек, а убирали и украшали её крепостные девушки Елены Власьевны, ничто не могло испортить Пульхерии праздничного тревожного предвкушения.

– Ну что, голубушка, готова? – ласково спросила её пожилая дама и погладила по голове.

Девушка подняла огромные голубые глаза, в которых блестели слёзы, и кивнула:

– Вот не могу понять, Елена Власьевна, отчего на сердце тяжесть какая-то, томится оно и плакать хочет? Ведь люблю я его, желанного, мил он мне, а слёзы так и просятся… – шмыгнула она.

– А это, милушка моя, ты с девичьей волей своей прощаешься, – улыбнулась та, – женская доля – она от мужа зависит, сложится – не сложится – всё как Богу и мужу угодно будет. В родном-от доме совсем не так, там ты птичкой свободной пела, а теперь придётся мужа слушаться.

– Александр Андреич хороший! – сдвинула брови Пульхерия.

– А я и не говорю, что плохой! Просто всё будет иначе, не так, как ты привыкла. И матушке его постарайся понравиться, она дама строгая, властная, но добрая, сына любит безумно, двоих первеньких-то они с Андрюшей похоронили… Саша – её единственная отрада в жизни, да… – женщина помолчала. – Если увидит, что ты сына её любишь – души в тебе чаять не будет! И внуков поскорее роди!

Пульхерия покраснела, даже ушки её запламенели:

– Это уж как Бог даст…

Елена Власьевна хотела ещё что-то сказать, но звон бубенцов остановил её:

– Вот и суженый твой приехал! – всплеснула она руками. – Что ж, готовься, пойду встречать! Чай, повезёт подарочками разжиться, – дама игриво подмигнула невесте и легко выпорхнула из комнаты, несмотря на изрядный возраст и такую же дородность.

– Ох… – простонала Пусенька и склонила голову, на которую девушки бережно надели узорчатую плотную фату. И убежали! Всем хотелось посмотреть на жениха!

Ваньке пришлось усердно потрудиться, чтобы выторговать для Саши и косу невесты, и место рядом с ней, для этого ему необходимо было отгадать загадки, на которые, оказывается, мастерица была Елена Власьевна, желавшая повеселиться, и одарить крепостных девушек (за неимением подружек невесты) деньгами, лентами и сладостями.

Некоторые загадки были очень уж сложными! С Ваньки семь потов сошло, прежде чем он до ответа додумался! Например, кто бы догадался, что вот эта загадка: Крепь-город да Бел-город, а в Беле-городе воску брат, – о курином яйце?! Или эта: Тур-потутур, потутурившись, сидит, ждёт гостей из Нова-города, – про кота, который, насторожившись, ждёт мышей?! А вот Ванька догадался, чем снискал расположение пожилой дамы, любительницы и собирательницы загадок из всех уголков Руси!

– Ума палата! – одобрительно сказала она, глядя на него. – Повезло тебе, Саша, с дружкой: у другого пороху бы не хватило!

Саша, обозлённый затянувшимся выкупом, вовсе не выглядел радостным женихом, он что-то невежливо буркнул в ответ, но Елена Власьевна списала всё на предсвадебные волнения и бережно вывела к выкупальщикам Пульхерию:

– Невесту береги, жених,

От злых годин и бурь лихих.

Чтоб отныне расцветала,

Сладки чтоб плоды давала,

Счастье в ней твоё – береги-ко ты ее!

Девушка еле ступала, голова её была опущена, лицо прикрыто плотной фатой. Лишь маленькая ручка виднелась из-под пышного рукава. Ванька увидел тонкие розовые пальчики… и горячая волна ударила под сердце, заставив его бешено толкаться и ворочаться. Он прижал ладонь к груди, пытаясь утихомирить его, но ретивое не поддавалось, упрямо бухая и биясь прямо в рёбра. В ушах тоже зашумело, и Ванька был несказанно рад, когда они вышли на улицу, посадили невесту в карету, и он мог не бояться более, что она случайно увидит его лицо. Поезд тронулся. В имении уже ждал священник. Всё было готово к венчанию.

В родовой церкви Зарецких собрались немногочисленные гости: Саша категорически отказался от пышной свадьбы, а матушка была уж так довольна, что скоро её мечта исполнится, что с превеликой радостью старалась угодить сыну. Зато дворовые собрались все, они тоже многого ожидали от торжества: девки надеялись, что молодой барин обратит весь свой пыл на жену и перестанет их сильничать, а парни и мужики думали, что будущий хозяин имения смягчит свой нрав под её воздействием. Все понимали, что Елизавета Владимировна не вечна и что когда-то Александр Андреевич вступит в законные права наследования и будет ими владеть, судить и миловать. Понимали это и боялись его дурного характера. Лишь один Ванька ничего не ждал и ни на что не надеялся. Сердце рвалось из груди прочь, но… «Господь милосердный, прости меня, грешного, вразуми, как быть дальше…» – беспрестанно шептал он, склонив голову.

Тёмная церковь была освещена свечами, пахло ладаном, и у Пульхерии закружилась голова от приторного аромата. Она оперлась на согнутую в локте руку Саши и вздохнула. Сердце её быстро стучало, сладчайшие грёзы, более сладкие, чем ладан, смущали девственный ум, и девушка чуть держалась на ногах. Голова её была склонена, лицо закрывала фата, она не смела и подумать взглянуть в лицо жениха.

Молодые стали пред богато украшенным налоем, священник, не торопясь, с удовольствием, читал положенные слова. Пульхерии становилось всё хуже: голова тяжелела, ноги обратились в вату, она часто и неглубоко вдыхала приторные благовония. Наконец наступило время для законного поцелуя, жених откинул фату, невеста обратила к нему бледное лицо с лихорадочными пятнами румянца, губы их соприкоснулись, и она наконец-то подняла глаза на своего суженого. Ахнула, побледнела и лишилась чувств. Ванька, стоявший чуть поодаль и не спускавший с нее глаз, прянул вперёд и успел подхватить законную жену своего молочного брата и уберечь её от падения на пол.