Владимир Янкелевич - Кавказская мельница

Коба спокойно смотрит на него. «Вот идиот на мою голову, – думает Коба, – Чуть надави на него, сразу всех, кого знает, сдаст»

– Успокойся. Мало ли что они говорят – чем больше слов, тем меньше дел. Кацо, что ты так разволновался, думаешь, на тебя подумают? Ты там что, один в банке? Но они в чем-то правы, без помощи из банка ничего бы не получилось. Как ты думаешь, кто бы мог быть этим человеком? Подумай, кто вел себя подозрительно или тратил неожиданно большие деньги?

Гоги задумывается.

– Гоги, дорогой, давай сейчас не мучайся. Завтра снова солнце взойдет, будет новый день, хороший день. Встретимся в духане вместе с Квасниным и там обсудим, поговорим об этом деле. Здесь не стоит, жена волнуется, да и поздно уже.

Гоги уходит.

Он вспоминает, как две недели назад они с Кобой и Квасниным отдыхали на берегу Куры. Устроились на поляне вблизи небольшой рощи. Кура была совсем рядом, она с поляны была хорошо видна и дарила приятную прохладу. На траве расстелили скатерть, уставили ее вином и закусками. Кваснин, расположившийся рядом с Гоги, что-то наигрывал на гитаре…

Коба смеется:

– Тифлису больше подходит не гитара, а дудук.

– Что ты, – говорит Касрадзе, – твоим стихам нужна гитара.

Гоги забирает гитару у Сергея, поет песню на стихи Кобы. К нему присоединяется Кваснин и, чуть позже, сам Коба. Затем они поют с Гоги на два голоса.

Коба растроган, он дружески обнимает Гоги.

– Гоги, что мои стихи? Вот с твоей гитарой вместе – тогда хорошо!

Несколько позже, после песен и вина, Коба начинает подсмеиваться над Касрадзе.

– Пей Гоги, пока вино рекой льется, пока друзья рядом. Слыхал я, что скоро вас всех разгонят, в столице, да и в Ростове считают, что местные чиновники не в состоянии обеспечить нормальную работу банка: работаете спустя рукава, действия свои не продумываете, да и c местным населением слишком тесно общаетесь. А там народ очень разный. Не успеешь оглянуться, как переведут почтмейстером в Агдам.

– Кого? Меня или всех, Коба? Ты про всех говоришь, или про меня одного? Шутишь ты как-то обидно.

– Вас, банковских, и переведут. Ведь у вас не банк, а духан провинциальный. Все на виду, только ленивый не ограбит, только дурак не воспользуется вашим ротозейством. А ты давай пей и пой, не расстраивайся, много они в Санкт-Петербурге и Ростове понимают в кавказских делах!

– Коба, ты не прав, и хранение и конвой у нас при перевозках абсолютно надежны, это я тебе говорю. Нас не ограбишь. Хлебом клянусь. Я ведь не простой чиновник, я в группу подготовки сопровождения ценностей вхожу, знаю, что говорю.

– Да брось ты! Пей и закусывай! Ваши перевозки – просто подарок кинто! Все знают.

– Ты что думаешь кассир с револьвером – это все?! Да дату перевозки знают считанные лица, перевозка, например, 25-го, нет 26-го, а конвой уже заказан, солдаты да казаки.

– Да будет тебе Гоги, не горячись. Ты в группе подготовки, а в датах не уверен, конвой закажешь на 25-е, а ценности увезли 24-го, у вас все так. И это знают. А солдаты… Да они пока повернутся, их запросто перестреляют.

– Нет, зачем зря говоришь. Обидно. 26-го перевозка и сопровождение 26-го утром, как штык будет. Говорю: сзади в фаэтоне будут еще солдаты, а вокруг казаки, конное охранение. Попробуй подойди! Так кто прав, я или ты, Коба?

– Вы просто все, как всегда, сделаете, не вовремя. Казаки будут сегодня, солдаты вчера, а деньги завтра. 26-го, так 26-го, какая разница?! Ты пей и закусывай.

– Тебе, Коба, лишь бы насмешничать. Зря так говоришь!

Коба переводит разговор со скучных банковских дел:

– Ну что ты такой обидчивый, кацо. Давай лучше споем.

Он читает свое стихотворение:

Ветер пахнет фиалками,

Травы светятся росами,

Все вокруг пробуждается,

Озаряется розами.

И певец из-под облака

Все живее и сладостней,

Соловей нескончаемо

С миром делится радостью:

"Как ты радуешь, Родина,

Красоты своей радугой,

Так и каждый работою

Должен Родину радовать.

Потом они с Гоги поют на два голоса.

Кваснин разливает вино и говорит тост:

– Что нас делает сильными? Это дружба. Без друзей ты слаб, ничтожен, с друзьями ты горы своротишь. Вот мы сидим здесь в этом прекрасном месте на этой прекрасной земле, почему? Потому, что нас свела дружба. Вместе мы можем противостоять самым суровым бурям! За дружбу!

Позже Гоги начинает понимать, какую роль он возможно сыграл в трагедии на Эриванской площади. Не важно, использовал Коба его слова или нет, важно, что он говорил на секретные темы с посторонним человеком.

И эта бойня на площади… А что, если он в этом виноват? Как теперь с этим жить?

Надо пойти в полицию, пусть разберутся.

Нет, не пойду. Говорил же мне отец, держись дальше от полиции и чиновников – дольше проживешь.

Ночью он никак не мог заснуть, когда удавалось забыться сном, то он снова и снова оказывался в том кровавом кошмаре…

Утро он встретил разбитым, как будто и не отдыхал вовсе. Нужно принимать решение.

Гоги решился обратиться в полицию. Ноги не шли, как будто налитые свинцом.

Но вот он, полицейский участок. Там суета, толкутся какие-то люди, все спешат, носятся с разными бумагами… Он хочет что-то сказать, но всем некогда. Гоги обращается к сотруднику, тот его перенаправляет к другому, тот тоже занят и перенаправляет его к следующему. Желающих поговорить, всевозможных псевдосвидетелей масса.

Наконец один следователь обращает на него внимание.

– Как Вас зовут, уважаемый?

– Георгий Касрадзе.

– Сейчас у меня нет времени, видите сколько народу. Приходите ко мне завтра в 10.

Гоги подождал немного и ушел.

На противоположной стороне улицы рядом с извозчиком стоит Елисо Ломидзе. Они о чем-то беседуют, но Елисо заметил Касрадзе и спешит к Кобе.

– Коба, Касрадзе зачем-то толкался в полицейском участке.

«Вот болван, все ему говорить нужно», – думает Коба.

– Не отнимай у меня время. Ты сам знаешь, что нужно делать. Иди.

***

На следующий день утром Касрадзе вышел из банка и направился в полицию. и второй боевик, участник экса, Отар Кордзая.

– Гамарджоба, Гоги.

Гоги здоровается.

– Нам с тобой нужно один вопрос по ссуде обсудить.

– Приходите в банк, обсудим.

– Зачем в банк, скажи пару слов и все.

Они поворачивают в переулок.

– Так какой вопрос у вас?

– Что ты наболтал в полиции? Зачем туда ходил?

– Меня вызывали.

– Никто тебе не вызывал. Нехорошо обманывать друзей.

Корзая обнимает его за плечи.

– Успокойся, просто честно скажи.

В это время Ломидзе наносит удар ножом со спины. Корзая зажимает рот Гоги. Гоги пытается вырваться, но через минуту падает. Он ранен смертельно. Корзая и Ломидзе усаживают его на лавочку под деревом, надвигают папаху на глаза и быстро уходят.