Роберто Пайро - Веселые похождения внука Хуана Морейры

– Какая-то сеньора ждет вас в гостиной…

– Болван! Велено тебе было дать мне выспаться!

– Уже одиннадцать, сеньор, и дон Марто сказал, что можно вас разбудить.

– А, ладно! Кто это там?

– Какая-то сеньора. Она не назвала себя.

Слишком много сеньор!.. Утренний проситель?… Что делать!.. Noblesse oblige… [40]

Накинув поверх пижамы robe de chambre, [41]я беззаботно направился в гостиную, полагая, что даже самого настойчивого просителя может интересовать разве лишь внешний вид панциря, укрепленного поддержкой Росаэхи.

Кто это? Я ее не знаю. Гордая осанка, строгие черные глаза, элегантный костюм, дорогая шляпка, ни одной драгоценности, ничего, что могло бы оскорбить самый взыскательный вкус.

– Сеньора… простите, но чтобы не заставлять вас ждать… С кем имею честь?…

Едва увидев меня, она поспешно встала, но не в знак любезной почтительности, а словно только и ждала моего появления, чтобы уйти.

– Я долго колебалась, прежде чем прийти к вам, – проговорила она, – и вижу, что была права. Вы даже не узнаете меня.

Легкое пришепетывание выдало ее.

– Тереса! – воскликнул я, ошеломленный настолько, что не мог больше произнести ни слова.

– Да, Тереса Ривас… Долг велел мне поговорить с вами, Маурисио, хотя бы один раз; для этого я и пришла. В моем доме растет ребенок, который скоро станет мужчиной, он имеет право спросить у меня, кто его отец… Моего сына зовут Маурисио Ривас, и это умный, добрый, трудолюбивый мальчик, более благородный…

Я молчал. Тереса оборвала себя, но тут же, сделав усилие, продолжала в глубоком волнении, почти со слезами:

– Это дитя, этот мальчик не знает нужды, он получил превосходное воспитание, потому что его мать теперь уже не пустая, невежественная провинциалочка, и он может избрать любой путь, надеяться на любое положение… если только общество не закроет перед ним свои двери… У этого мальчика нет отца…

Я чувствовал себя как на раскаленных углях. Эта неожиданная, нелепо романтическая сцена взбесила меня. Как охотно схватил бы я эту женщину за талию и без церемоний выставил на улицу! Черт бы ее побрал! Роскошное добавление к идиотской комедии у Росаэхи!

– У этого мальчика нет отца, – задыхаясь, продолжала Тереса, – и он может столкнуться с непреодолимыми препятствиями, несмотря даже на то, что достаточно богат; ведь в нашей стране, что бы ни говорили, деньги еще далеко не все. И вот, Маурисио, считая, что вы его… самый близкий друг, я пришла спросить у вас, – о, без всякой задней мысли, без всяких требований, – Маурисио, что можете вы сделать для этого несчастного ребенка?

Каким способом выпутаться из этой перипетии; как назвали бы ее драматурги? Я бросал взгляды на дверь, мечтал об ударе молнии, о приходе любого посетителя, друга или недруга, подумал даже о самоубийстве, – все казалось мне лучше, нежели это положение, грозное своей несвоевременностью и неуместностью…

О, судьба! О, злой рок! И зачем только все события нашей жизни сходятся в один определенный час, образуя то, что романисты, поэты и комедиографы называют завязкой. Мария, Эулалия, а теперь еще Тереса! Все сразу! Или все это существовало и раньше, а «завязка» означает лишь более резкое и обобщенное проявление того, что происходит и завязывается постоянно? О, Христос-страстотерпец! Как выпутаться из этой проклятой перипетии, не доходя до подлости? Не знаю, что придумал бы романист, будь перед ним поставлена такая психологическая задача. Я же был только способен ждать наития, попросту положившись на свой инстинкт самосохранения.

– Вы можете довериться мне… Садитесь… Поговорим… – сказал я.

Она села, почти не сознавая, что делает.

– Так он уже совсем большой… И красивый парнишка, а?… Как его зовут?…

– Я уже сказала… Маурисио… Маурисио, как… как его отца.

– А!

И затем, словно в порыве отчаяния, опустив голову и уронив руки, я добавил:

– Ты можешь… вы можете рассчитывать, сеньора, что мальчик найдет во мне самого верного, самого преданного покровителя и друга… Он будет для меня… как бы приемным сыном… О, Тереса!.. И ты могла… вы могли сомневаться?

– Речь не об этом, Маурисио, – возразила она печально. – Единственное, в чем нуждается мальчик, это законное имя и честь его матери… О, не пугайтесь! Вы ошибаетесь, считая положение безвыходным или по меньшей мере трудным!.. Напротив, нет ничего легче! Бедная простушка Тереса Ривас из Лос-Сунчоса превратилась в опытную женщину, какой и предлагал ей стать Маурисио Гомес Эррера, чтобы быть достойной его… Эта женщина ничего не просит для себя, она отрезвилась от своего самообмана, но у нее есть сын, и она пришла спросить вас: Маурисио, что собираетесь вы сделать для этого несчастного создания?… Ничего?… Ничего?…

Я молчал, подавленный. Она тоже помолчала с минуту, бесстрашно устремив на меня спокойный мягкий взгляд.

– Это не попытка шантажа, Маурисио, не вспышка болезненной чувствительности. Я пришла после долгих размышлений и, считая это своим неукоснительным долгом, помня ваши обещания, решила поставить вас первый и последний раз лицом к лицу с вашим долгом, не требуя от вас, чтобы вы его выполнили. Я делаю это сейчас, пока еще есть время, пока мальчик еще не вступил в жизнь… но ничего вам не навязываю, ничего не требую…

– Не знаю, как… – заговорил я, притворяясь взбешенным.

– Так, значит, дошедшие до меня слухи правда? Вы женитесь на Марии Бланко?

– На Марии Бланко? Нет!

– Это неважно… На ней ли, на другой или вообще ни на ком… То, что я должна была сделать, сделано… Я не умею просить, не умею плакать… Вы можете сами вообразить все мольбы, все слезы, пролитые за эти годы, долгие… бесконечные годы… Но я понимаю, что мое поведение вас удивляет и коробит… Не отвечайте мне сейчас ничего. Не надо… Я сама долго думала, прежде чем решиться на такой шаг… Здесь написан мой адрес… загляните в свою совесть, она вам скажет… А я буду ждать вашего ответа, которого может и не быть… Прощайте, Маурисио…

Она положила на столик визитную карточку, хотела как будто подойти ко мне, но сдержалась и очень гордо, твердыми шагами вышла из гостиной.

Могу поклясться, никто не догадается, о чем я думал, когда, окаменев, смотрел вслед уходящей навеки новой Тересе. А думал я просто вот о чем: «Поверить нельзя, что эта девчонка превратилась в такую женщину! Кто мог бы сказать, что наивная, простоватая Тереса… Нет, решительно наша страна – великая страна!..»

Однако вслед за тем я вернулся к мыслям о своем положении. Я оказался смешон и невероятно беспомощен. Не найти ничего, ничего, ничего ей в ответ!

Не довести до конца ничего, даже свое нелепое притворное раздражение, свой ужасный гнев, возможно, оскорбительный для нее, который только и мог помочь мне преступить так называемую «воспитанность» или, иначе говоря, самодрессировку дикого зверя!.. А она-то, она не дала мне ни малейшего повода для такого взрыва, для спасительного взрыва, который превратил бы эту совершенно смехотворную сцену в сцену трагическую или хотя бы драматическую…