Ханох Дашевский - Рог Мессии. Книги первая и вторая

© Ханох Дашевский, 2021

© Интернациональный Союз писателей, 2021

Тема войны неисчерпаема. И через пятьдесят, сто, двести лет она всё так же будет волновать, изумлять и ужасать потомков. И не перестанут чтить память тех, кто встал на пути кровожадного зверя, остановил его, задержал и сломал ему хребет.

Война принесла неисчислимые бедствия. Более всего пострадали оккупированные территории СССР. Но даже там нацистская секира действовала избирательно. Были те, кого изначально приговорили к поголовному уничтожению, те, чья очередь должна была наступить позже, те, кто был обречён на подневольное существование, и те, кто в силу этнических предпочтений гитлеровцев имел шанс пройти процедуру онемечивания и быть причисленным к «расе господ».

Но даже те, кого нацистская расовая теория приговорила к смерти, не сразу оказались в безвыходном положении. Не везде и не всегда отсутствовал выбор, только человеческое зрение нередко было ограничено повседневной суетой. По этой причине кто-то сумел вовремя увидеть надвигающуюся смертельную волну, а кто-то не спешил покинуть берег, потому что обманчивое спокойствие и устоявшиеся представления мешали раскрыть глаза. В тот момент правильное решение означало жизнь, неправильное – смерть, и боязнь перемен, нежелание нарушить сложившийся жизненный уклад вели к расстрельному рву. Далеко не все понимали это.

Но исторический роман «Рог Мессии» – это не только рассказ о том, что может произойти, когда инертность и эгоизм преобладают над разумом и волей. В книге несколько сюжетных линий, и в каждой из них свои метания и муки, свои «и жизнь, и слёзы, и любовь». Наряду с вымышленными действуют реальные персонажи, а вымышленные имеют своих прототипов. Они – живые люди: не каждый может ощутить силу, и не каждому дано побороть слабость. А кроме того, есть те, кто помогает, и те, кто убивает. Всё так, как было в жизни.

И вместе с героями книги у читателя будет возможность побывать на улицах довоенной Риги и увидеть этот город в начале войны, переместиться в Нью-Йорк и Тель-Авив, в окопы под Таллином и на корабли Балтийского флота, совершающие трагический Таллинский переход, в поля Подмосковья и на берега Волхова, в партизанскую Белоруссию и на Курскую дугу, в освобождённую от гитлеровцев Прибалтику, где скрываются в подполье и ведут отчаянную борьбу вчерашние коллаборационисты, и в послевоенную Европу, по дорогам которой бредут уцелевшие в невиданной бойне, всё потерявшие надломленные люди. Прочитавшие первые две книги тетралогии и последующие две, которым ещё предстоит составить её продолжение, узнают о тех, кто, тяготясь своим бессилием, шёл на заклание, и о тех, кто взял в руки оружие и, пройдя фронты Великой Отечественной войны, продолжил борьбу, ибо мир наступил не для каждого. Роман «Рог Мессии» не только еврейская сага, так как судьбы евреев тесно переплетаются в нём с непростыми судьбами людей других национальностей. Эта книга о страданиях и борьбе, предательстве и верности, об индивидуальном героизме борцов с нацизмом и коллективном подвиге Красной армии. Она обо всех и для всех.

Болела спина, но в подвале, набитом людьми, Залман Гольдштейн не мог ни лечь, ни вытянуть ноги. Полчаса тому назад высокий, крепкий латыш с такой силой ударил его прикладом в спину, когда он замешкался у двери, что Залман только чудом не скатился с лестницы. Он боялся получить новый удар и старался двигаться как можно быстрее, чувствуя, как позади него тяжёлые сапоги шуцмана пересчитывают ступени. Не прошло и минуты, как Залмана втолкнули в уже заполненный испуганными людьми синий автобус, до войны перевозивший пассажиров по улицам Риги, а теперь приспособленный, как посмеивались бравые латышские парни, для «санитарных целей». Ещё минута – и дом на улице Свободы исчез из вида. Проехав по Столбовой, автобус свернул на улицу Ва́лдемара, где в особняке высланного Советами в Сибирь банкира Шмуля́на располагалась «контора» руководителя «команды безопасности» Виктора А́райса.

Сидя на грязном полу, Гольдштейн понимал, что из подвала, где он находится, обратной дороги нет: почти все попавшие сюда евреи исчезали навсегда. Не испытанный прежде ужас, поднимаясь из сумеречной глубины своего постоянного обитания, охватывал его, лишая способности думать. Тогда он впадал в забытье, но когда сознание возвращалось, вместе с ним возвращались не покидавшие его ни на мгновение мысли. Как могло такое случиться? Почему, игнорируя предупреждения, сомневаясь и не доверяя, он дождался худшего? Ему бросали спасательный круг, а он в своём дурацком высокомерии отталкивал его, потому что видел вокруг лишь спокойные воды и не понимал, что за этим коварным затишьем поднимается волна, которая погубит всех.

Тот декабрьский день 1938 года доктор Гольдштейн запомнил очень хорошо, потому что вечером этого дня у него произошла серьёзная размолвка с женой. Накануне закончилась Ха́нука, отгорели восемь свечей, и, хотя днём открывали окна, запах воска ещё чувствовался в гостиной. Войдя в квартиру, Гольдштейн отдал пальто служанке Марте, помыл по неизменной докторской привычке руки и прошёл в большую светлую комнату. Ничто не предвещало скандала, и только звуки музыки, издаваемые «Бехштейном», вызывали в душе, как нередко случалось в последние годы, вместо желанного умиротворения са́днящее чувство утраты. С женой у Залмана были добрые отношения, построенные на взаимном стремлении как можно меньше ворошить прошлое. «Вот именно – добрые», – с грустью подумал Гольдштейн, потому что как ни старались оба склеить возникшую в их отношениях трещину, линия разлома всё равно проступала.

Увидев Залмана, Э́стер перестала играть. Доктор рассчитывал на семейный ужин. Жена была рядом, Лия занималась чем-то у себя в комнате, но отсутствовал Мойше, которого дома и в гимназии звали Михаэлем: по вечерам он занимался боксом в спортивном клубе «Макка́би» [1] Связанная с сионистским движением всемирная спортивная организация. . Будь на то воля Гольдштейна, он так и назвал бы сына – Михаэлем, но отец доктора реб [2] Уважительная приставка перед именем у традиционных восточноевропейских евреев. Исро́эл, человек уважаемый, неизменный синагогальный староста, не соглашался ни за что. Какой может быть Михаэль, когда его покойного отца звали реб Мойше? Папа серьёзно нервничал, и Залману пришлось уступить.