Даниил Корнаков - Один я здесь…

– Вот что, Ген, я сейчас дойду до хаты…

– Опять ты за свое?

– …и клянусь тебе, что вечерком забегу. Ну правда, дел по горло. Это же хлеб мой!

– А твое здоровье – мой хлеб, знаешь ли! – Гена явно сердился. – Ей-богу, брошу вас всех к чертовой матери и на фронт пойду. Там я куда нужнее, чем здесь с вами, настырными.

– Ген, вот тебе крест, вечером буду! Разгребу все задуманное и как штык буду, – всеми силами Сергей пытался как можно скорее закончить этот разговор и мирно разойтись.

– Ну, смотри мне, Сергей Ерофеевич… – врач было поднял руку, чтобы погрозить пальцем, да не стал. – Жалеть потом будешь.

Явно не поверив словам Сергея, Гена ушел обратно в свою хибару. Чтобы не расстраивать сельского врача, без всяких нареканий действительно золотого человека в их маленьком поселении, он все же теперь точно решил зайти этим вечером на прием.

Дойдя до конца двора, где на отшибе стоял его домик, он встретил еще одного друга:

– Серега! Здорово, браток! На второй заход?

– И тебе не хворать, Васька. Второй, второй, приходится вот одному теперь копошиться… Как хозяйство?

– Да какое хозяйство! Муренку пришлось заколоть, совсем она одряхлела, молока не давала. Бес его теперь знает, где вторую корову взять в наше-то непростое время. Война, как-никак…

Сергей остановился, тяжело вздохнул и повторил про себя это мерзкое слово…

Война.

В лесу как-то и забывалось, что сейчас в мире творится черт-те что. В хибарке время шло медленнее, и все чудилось, будто на другой он планете находился. И стоило дойти до такой вот маленькой деревушки, и сразу как ведром окатывало от здешней суеты.

Война.

Несколько месяцев прошло с тех пор, как здешнее население убавилось почти наполовину. Молодые ребята, способные держать оружие в руках, стремились убежать как можно дальше от наскучившей им жизни в деревне. С громкими словами о защите родины и скрывая истинное желание бежать в место, о котором только в книжках читали, они обнимали своих матерей и отцов, садились в грузовики, увозившие их то ли на смерть, то ли в ту самую новую жизнь. Сергей прекрасно знал, что такое война и с чем ее едят. До сих пор он помнил каждую секунду окопных боев Первой мировой, слышал по ночам голоса погибших товарищей, которые являлись и во сне, и даже наяву, как призраки. О да, ему ведомо, каково это – воевать. Та война изменила его, сделала другим…

Именно поэтому решение отпустить родного сына на фронт далось ему нелегко.

Максимка всегда мечтал выбраться из этого захолустья, и наступившая война вкупе с пришедшей повесткой стала для него отличным поводом. Отца он поставил перед фактом, когда собирал вещи. Тот день до сих пор не выходил у него из головы:

– Ты куда это собрался? – Сергей снял пальто и промахнулся, когда хотел повесить его на крючок, но не обратил на это никакого внимания. Не до пальто ему было, когда увидел он наголо обритого сына, собирающего в мешок свои пожитки.

Максим не отвечал, делая вид, что не замечает отца.

– Я тебя спрашиваю?!

– Будто ты не знаешь!

У Сергея в горле пересохло. Он словно увидел себя со стороны двадцать с лишним лет назад, один в один. Наивный дурачок, решивший променять деревянную винтовку на настоящую.

– Не пущу, – твердо произнес Сергей, заслонив дверь.

– Отец…

Взгляд сына упал на грузовой ЗИЛ, мотор которого кашлял во дворе. Молодые мальчишки, все поголовно Максимкины друзья, прощались с рыдающими матерями. Жали руки отцам, закуривавшим третью цигарку подряд. Детишки помладше окружили грузовик, как мухи – варенье, и разглядывали каждую детальку.

– У нас работы как у лешего в лесу забот! Нам к следующему промыслу в хибаре крышу поменять надобно, подлатать еще там по мелочам кое-чего.

– Какой, к ядрёной фене, промысел?! – голос Максимки повысился. – Ты вообще в этом мире живешь?!

– Я-то? Уж в этом мире живу, сынок, и прекрасно понимаю, что происходит. Пацаны со двора прыгнули в кузов и ты вместе с ними хвостиком? Чтобы стыдно не было?

– Дай пройти…

– Одумайся, дурья ты башка! Ведь ничего не знаешь о войне! Ничегошеньки! Там убивают, понимаешь ты это?!

Но Максимка продолжал протискиваться к двери, старательно пропуская мимо ушей слова отца. И тогда Сергей не выдержал, схватил сына за ворот свитера и притянул к себе.

– Отсидись здесь по-тихому. Тебя не хватятся. Ежели придет кто, так скажем, что в лесу ты, со мной! А они так далеко за тобой одним не попрутся.

Максима это ни капли не переубедило.

– Сгинешь же! Убьют тебя! Убьют! – кричал Сергей, лицо которого выражало ненависть и заботу одновременно. Максимка сопротивлялся и в конечном счете вырвался из крепкой хватки, а затем упал на пол. При виде родного сына, лежащего на полу, в голове Сергея, подобно наваждению, появилось воспоминание из далекого прошлого. Еще совсем шкет с молочными зубами, лежит Максимка на земле, громко плачет и держится за ножку, которую вывихнул, когда сорвался с яблони. Бледное личико блестит от слез, в светлых волосах грязь. Кричит он жалобно:

– Папенька! Папенька!

И Сергей, бросив начищать ружье, бежит на крыльцо, видит хлипкое тельце рыдающего сына и кидается его обнимать, успокаивать, шептать на ушко, что боль пройдет, нужно только потерпеть. Тогда ему показалось, что он потерял сына, единственное родное ему и близкое создание на этом свете. Нет у него больше ничего за душой, кроме Максимки.

И вот теперь, после стольких лет, прожитых вместе, сердце его словно током ударило, как тогда.

Теперь это уже не тот пацан, что был много лет назад. Перед ним стоял мужчина – крепкий, ловкий и выносливый, двадцати двух лет от роду. Будто с него рисовали все эти плакаты с солдатами, развешанные тут и там.

Не вставая с пола, Максимка крикнул:

– Лучше там сдохну, чем в дыре этой!

И, вскочив на ноги, направился к двери. Сергей не сдается и еще раз пытается убедить его бросить это дело. Вдруг одумается!

Но Максимка уже залез в кузов к товарищам, поцеловал в щечки провожающих девчонок, помахал всем собравшимся, и грузовик тронулся.

Последний раз Сергей плакал, когда погибла жена восемнадцать лет назад. Тяжело ему далась утрата супруги, и так же тяжело дается… Нет, еще не утрата, расставание с сыном.

С тех пор минуло несколько месяцев. Война была в самом разгаре, а от Максимки так и не пришло ни одной весточки.

– Может, по рюмахе, Серег? Что скажешь? За добрый промысел!

– В другой раз, – немного подумав, ответил Сергей. Выпить ему очень хотелось, но, увы, не мог – утром нужно встать рано, без тяжелой башки. – А от табачишка не откажусь. Видал, снег уже выпал, в октябре! Плохой это знак. Зима обещает быть холодной, лишним легкие прогреть не будет.