Владимир Возовиков - Поле Куликово

- Ребята, ловите коней, сбивайте стада в гурты и гоните к Непрядве - тем вы делу нашему пособите! А праздновать встречу будем после!

Воины бросали невольникам кинжалы, напильники для заточки оружия, чтобы те легче справлялись с цепями.

…Хасан первым заметил поблескивающий в лучах закатного солнца золоченый шатер, на скаку приблизился к Боброку и указал мечом.

- Давай туда, князь! - крикнул воевода. И - ближнему сотскому: - Олекса! С тремя десятскими - за князем Хасаном! Помоги ему все там взять и ничего не трогать…

- Возьмем и не тронем, княже! - Олекса ослепительно сверкнул белозубой улыбкой на Хасана и повернул за ним своих воинов.

Боброк продолжал вести русские дружины по следам Орды - мимо брошенных юрт, опрокинутых кибиток, потухающих костров, над которыми покачивались от конского топота черные котлы с варевом. Во многих юртах, за опрокинутыми кибитками плакали покинутые дети, женщины и больные, ожидая смерти, но русские не обращали на них внимания, не приглядывались к добыче; двумя широкими волнами они пронеслись через лагерь за Красивую Мечу, где находилась вторая половина ордынского становища, в основном успевшего сняться и убежать вслед за воинами.

Человек не может бояться все время, страх и любопытство живут рядом - скоро из-за пологов юрт, из-под телег начали высовываться неумытые рожицы, там и тут заблестели темные глаза женщин, еще не высохшие от слез. Было пусто и тихо, шум погони пропал за рекой, степь открыта на все четыре стороны - беги! Но те, кто мог, убежали, а кто не мог - тому и в просторной степи нет дороги. Люди стали опасливо выходить наружу, потерянно бродили по лагерю, иные зачем-то собирали и складывали на повозки опрокинутые вещи. Испуганно разбежались, едва появился новый большой отряд войск, попрятались в свои углы; оттуда снова полился вой и плач, но уже не такой громкий. Отряд остановился посреди лагеря, молодой начальник тысячи, коренастый, степенного вида, соскочил с лошади, заглянул в пустой сумрак ближней юрты, обвел взглядом весь огромный лагерь, отдельные курени которого терялись вдали по берегу.

- Эко добра-то побросали!

- Ихнее главное добро, боярин, эвон в степи пасется.

- Было ихнее, стало наше. Однако и тут есть чем поживиться. Охотники пограбить найдутся и среди наших.

Лицо боярина стало озабоченным, он подозвал сотских, указал, где расставить стражу, велел осматривать и налаживать повозки, собирать тягловых лошадей и быков, разбросанное добро грузить и не потакать любителям поживы.

- Однако вой слышу, а живой души не видать.

- То бабы и ребятишки ихние, попрятались от страха.

- Ну-ка? кто по-татарски может, покличьте - пусть выходят. Да скажите - мы с бабами и детьми не воюем.

Скоро к боярину отовсюду потянулись пугливые женщины, старые и молодые, в цветных халатах и шароварах, в тюбетейках, расшитых стеклянным бисером, с монистами на шее и вплетенными в мелкие черные косы. Многие держались за руки ребятишек, как за спасительные талисманы. Опущенные, прикрытые ресницами глаза, в фигурах - покорная готовность исполнить любую волю новых господ.

- Вон сколько вас, сирот покинутых! - усмехнулся боярин. - По всему-то стану, поди, целый улус наберется. Придется в Москве ордынский посад строить. Чего молчите? В Москву ведь собирались… Будете в Москве, теперь уж точно.

Воины смеялись, полонянки робко поднимали глаза - такой добродушный смех не может сулить беды.

- Скажите, толмачи, бабам - пусть помогают грузить телеги да костры раздуют. Я велел стадо баранов побольше пригнать, вои наши скоро воротятся - чтоб всем угощения хватило.

- Не промахнись, боярин, - остерег пожилой сотский. - Как бы в котлы яду не подсыпали?

- Проверим. Они первыми из своих котлов угостятся. Да на что этим-то горемычным травить нас теперь? Орда Мамая ушла, а брось мы их тут одних, посередь степи… Ну-ка, спроси - согласны ли они сами остаться?

Толмач перевел, женщины растерянно переглядывались, потом испуганно замотали головами, затараторили: "Москва, якши Москва!"

- То-то, - сощурился боярин. - Во чужую орду - хлебать беду, это они получше нас знают. Давай-ка, орда, за дело, скорее в Москву попадешь! Да поласковей пусть победителей привечают, на пользу пойдет.

Хасан первым взлетел на холм, спрыгнул с лошади, осторожно приблизился к золотому шатру, одолевая трепет. Выйди сейчас Мамай, глядишь, колени сами подломятся и про меч забудешь. Трудно мстить повелителям, кланяться им куда легче. Мечом осторожно раздвинул полог, еще осторожнее заглянул внутрь. Ковры, застеленное коврами ложе, подушки у стенок, одежда и оружие, развешанные на серебряных крючках, вшитых в толстый, стеганый шелк, маленький золотой трон, осыпанный драгоценными каменьями, у изголовья ложа… Сзади наперли, сотский Олекса пытался пролезть в шатер, но Хасан властно остановил его:

- Нельзя, боярин!

- Што там, тигра?

- Хуже, боярин.

Осматриваясь, Хасан внезапно оцепенел. Поднял руку, провел по глазам, но видение не пропало: в трех сотнях шагов от вершины холма, в лощинке, среди молодых березок пряталась знакомая пестрая юрта Мамаевой дочери. Двое воинов в алых халатах, подобные истуканам, стояли у входа, словно Орда мирно отдыхала вокруг. Хасан ничего не понимал, кроме того, что алые халаты не могут стеречь пустую юрту. Да и зачем юрта, если нет царевны? Или там поселилась какая-нибудь временная жена Мамая?

К холму мчались новые отряды русских всадников, и Хасан заторопился.

- Боярин, стой здесь со своими. Не входи в шатер и никого не впускай без меня!

- Да кто там, князь?

- Там может быть Ула. Она не промахивается, от ее укуса не выживают. Ждите меня!

Воины, теснясь у шатра, непонимающе смотрели на Хасана, однако объяснять было некогда, он бегом кинулся вниз, к пестрому шатру, за ним - его десяток. Нукеры, увидев порванный, запыленный пурпурный плащ, разинули рты, но тут же пришли в себя и обнажили мечи. Сзади зашелестело железо - воины Хасана тоже приготовились к схватке. Хасан остановился, заговорил:

- Джигиты! Я знаю вас, вы храбрые и верные люди, но разве меня вы не узнали?

- Мы узнали тебя, изменник! - воскликнул один. - Ты уже хотел похитить царевну и теперь пришел за этим. Но если сделаешь еще шаг, мы изрубим тебя в куски!

- Разве царевна жива?

- Она жива, а ты будешь мертв.

- Князь, дозволь?- рядом с Хасаном встал богатырь из его отряда. - Я научу их уважению.

- Нет! - Хасан остановил воина. Земля пела от гула далеких копыт, пело небо кликами лебедей и ветром, пела душа Хасана немыслимым счастьем. - Нет! Я не хочу крови теперь, здесь, у ее жилища. Слушайте, нукеры, Хасан никогда не был изменником, Хасан от рождения был русским князем, татарин Хасан служил своему русскому государю и своей настоящей родине. Но и второй своей родине, татарской, где он вырос, Хасан всегда желал добра. Предатель - Мамай. Он бросил Орду на русские мечи, а сам, как последний трус, бежал с поля боя, даже не обнажив оружия. Он и вас предал, бросив одних. Он и дочь свою предал, бросил, как добычу, чтобы она не мешала ему спасать его собственную шкуру. Разве обязаны вы соблюдать клятву, данную такому повелителю!